Андалусская поэзия

Облако еле тащилось в ночных небесах,
Словно мешали тяжелые путы, оковы,

Северный ветер его подхватил и повлек —

Мнилось, земли оно было коснуться готово.

Молний сверкающих жадные языки

Будто лакали чернила мрака ночного.

Белые в воздухе снег начертал письмена,

Черного ворона-ночь превращая в седого.

Луг поседел, и деревья седые стоят,

Все облачилось кругом в снеговые покровы.

* * *

Перевод Л. Кельмана

Чудесная гостья явилась ко мне —
    любимой моей видение,
Примчалась ночью издалека.
    О мука и наслаждение!

Она сочетала лилей белизну

    и мяты благоухание.
Ланиты бесплотные я целовал,
   от страсти был в упоении,

Не ведая, что ожидает в ответ:

   лобзание ли горячее,
Блаженство изведаю райское я,
   огня ли адского жжение.

* * *

Перевод Л. Кельмана

Гляжу на перстень — камень в нем
   достоин быть воспетым:
То темной ночи он черней,
   то вдруг струится светом.

Луч солнца на него падет —

   он весь преобразится,
И россыпь золотистых искр
   играет в камне этом.

Но стоит перстень повернуть —

    и мрак на камень ляжет,
Как будто туча наползла
   на солнце знойным летом.

Так дивно камень огранен —

    ученый муж в восторге,
Девица сведена с ума
    чудесным самоцветом.

Фиалку в нем увидел я —

    она едва мелькнула
И растворилась в тот же миг,
    внезапным став приветом:

Разлуки день я вспомнил вдруг,

    в слезах — глаза любимой…
Зачем завистников моих
    поверил я наветам?..

Ибн Кузман

О жизни Ибн Кузмана (1080–1160), автора цикла заджалей (стихов на андалусском диалекте арабского языка), известно мало. Родом он был из Кордовы, принадлежал к числу служилой знати. В предисловии к своему дивану, составленному, очевидно, им самим, он говорит, что был вазиром в Кордове при Альмохадах.

Его заджали, представляющие собой искусную стилизацию под народную поэзию, посвящены разным темам: восхвалению правителей и одержанных ими побед, воспеванию любви и вина. Стихи Ибн Кузмана отличаются живостью языка, обилием бытовых сцен.

* * *

Перевод А. Межирова