Андрей Смирнов

было одно, где он задержался. Он даже рассчитывал получить баронский титул и мирно прожить

на острове несколько лет — просто для того, чтобы узнать, что это такое: дом, семья, ведение

хозяйства. Теперь он подумал, что можно было бы вернуться туда, в место, где тихо и спокойно, где ничего не происходит, и провести там какое-то время, пока не станет ясно, что делать дальше

и действительно ли его спутница — та, за кого себя выдает. Он представил, как выглядит остров

Хадой, если стоять на горе, называемой Великаньей Мозолью, лицом к востоку: внизу —

смешанный лес, липы, лиственницы, дубы и ели — все вперемешку. Вдалеке видна дорога,

ведущая к замку Айдеф, а в ясный день, если приглядеться, можно увидеть дымки,

поднимающиеся над деревушкой, расположенной на юго-востоке. Представил, взял девушку за

руку и шагнул в портал.

Три дня они провели в лесу. Пища не нужна бессмертным, но наслаждение вкусом они

способны испытывать, поэтому Эдрик нашел ягоды и предложил их Мольвири. По ее удивлению

он понял, что прежде она никогда не употребляла земную пищу, даже мысль о чем-либо подобном

не приходила ей в голову, однако он настоял, она попробовала и ей понравилось.

— Это потому, что я в человеческом теле, — предположила она задумчиво немного

погодя, облизывая пальцы, испачканные соком черники. — Наверное, я и боль могу ощутить.

Для проверки она укусила себя за палец.

— И как ощущения? — Посмеиваясь, поинтересовался Эдрик.

— Очень интересные! — Ее глаза горели от восторга.

Позже она рассказала Эдрику о себе. Солнце сотворило ее перед тем, как между

Светилами был заключен договор, согласно которому они обязались не творить более новых

Князей — позже, однако, все трое Изначальных нарушили эту клятву, пусть и в разное время.

Долгие годы Солнце скрывало свою последнюю дочь в себе, не выпуская в мир и сохраняя ее дух

в младенческом состоянии. Золотое Светило опасалось, что чувственность и порок,

распространяемые Луной и Горгелойгом, необратимо исказят Сальбраву и самих Князей Света;

Мольвири должна была стать той, чья чистота останется незапятнанной, чтобы когда-нибудь,

после победы и окончательного уничтожения соперников, явиться и очистить Сальбраву от

всякого зла. Однако, этим планам не суждено было сбыться. Горгелойг сотворил последнего

Темного Князя, Солнечного Убийцу, вложив в него всю свою разрушительную силу и ненависть;

Солнце же пыталось обойти клятву, не желая нарушать ее прямо — вобрало в себя силу

Истязателя и перенаправило ее ток, родив таким образом нового Светлого Князя — Ульвара, бога

гнева. Однако, в итоге клятва все равно оказалась нарушенной и нечистое, которое Солнце

пыталось сделать чистым, осквернило само Светило. Поэтому-то Мольвири и была выпущена в

бытие раньше срока: ей пришлось отдать большую часть своих сил для того, чтобы исцелить отца.

Братья и сестры возвели для нее дворец в Эмпирее и заботились о ней, видя ее слабость. Но шло

время, и все сильнее в ней нарастало ощущение собственной бесполезности. Полностью Солнце

она так и не смогла исцелить. Это было и вовсе невозможно сделать, потому что Солнце желало

остаться незапятнанным, используя скверну Горгелойга в своих целях, и все усилия Мольвири

пропадали впустую, так как сколько бы она не очищала силу Золотого Светила, скверна

Горгелойга, неотделимая от сущности порабощенного Солнцем Темного Князя, продолжала

отравлять ее. О полном уничтожении лунных и темных бессмертных не шло уже и речи: убийство

и изгнание из Сальбравы одного только Горгелойга и малой части его отродий повредило

Сальбраву; окончательное же уничтожение всех, кроме верных Солнцу, означало также

разрушение всего мироздания. Поэтому Мольвири оказалась не у дел: нет никакого смысла

очищать мир, оскверняемый ежечасно.

В те дни Эмпирей еще не был бесконечно далек от мира людей: по сути, этот прекрасный

рай тогда располагался на вершине исполинской горы, на склонах которой жили духи, ангелы,

схиархи и стихиали, внизу же, в долинах, находились поселения смертных. Она спустилась вниз и

некоторое время провела среди духов и ангелов, затем она достигла долины людей. Птицеголовый

бог сказал ей, что она должна вернуться назад: мирам суждено разделиться, а смертным — стать

пищей богов. Она ослушалась и осталась на земле: созерцать оскверненную чистоту небес ей было

невыносимо. За внешним блеском, пафосом и торжеством таилась гниль, проникшая в самую

сердцевину света. Когда, в какой день и час боги Света стали говорить и действовать так, как

полагалось бы говорить и действовать Темным Князьям? Дурное и доброе, небесное и

демоническое, смешивались до неразличимости, и она не могла ничего изменить в происходящем.

Братья и сестры считали ее слишком юной, слишком наивной, слишком беспечной. Поэтому она

пришла туда, где все темное и светлое должно было быть смешано по замыслу с самого начала —

в мир людей, равноудаленный от всех Светил: здесь это смешение не терзало ее, не вызывало

чувство мучительной дисгармонии. Однажды она увидела человека, медитирующего под

персиковым деревом — человек сказал, что ждал ее появления и что его зовут Хелах. Мольвири