Андрей Соболь: творческая биография

И как с трудом складываются воедино осколки лиц и фигур человеческих, так с еще большим трудом находятся нужные слова, связываются фразы, ведутся диалоги персонажей. Разрыв связей проявляется прежде всего в нарушении связности речи — монологи героев сбивчивы, фразы диалога отрывисты и неполны, многоточие и тире становятся основными знаками препинания: «Да вот… — подпоручик поглядел в небо — туда, где белесоватый круг замкнул луну, — и замигал ресницами. — Да я… Ведь я секретарь комитета… Меня солдаты… Я не могу иначе…» (II,70); «Я на рассвете еду к солдатам. Я только что говорил с командиром, и я хотел вас предупредить. Я еду на все. Или она завтра к вечеру займут указанное место. Или я… Ну, и вот. Через час сюда направится третий драгунский, одна батарея и казачья сотня. Утром будут здесь. Если угодно, вы можете сдать дивизию полковнику. И можете уехать в штаб армии. Так вот… остаетесь?» (II,73); «Ты меня обманываешь, Сестрюков. Это нехорошо. А еще старый друг. Вот ты какой. Не лягу спать, пока ты мне правду не скажешь. Не приставай, не буду спать… Ой, только не горюй — буду, буду. Лягу лягу. Вот уже легла, видишь. Вот уже сплю. Как хорошо: подушка, удобно, никто не курит — как дома. Да-да, я дома» (II,104).

Попытки речевого самовыражения героев сопровождаются постоянными авторскими ремарками: «он не знает, как начать разговор… не уверен в себе и боится не в тон попасть, не так сказать, как надо, а сказать-то хочет и знает, о чем надо сказать, даже и слова подходящие знает, но вот убежали они, сгинули» (II,61); «Гиляров с трудом подбирал слова…» (II, 72); «замечала Тоня, что порывается Сестрюков заговорить с ней, но нет в нем решимости…» (II,122).

Однако нарушение связности речи персонажей — это только верхний ярус коммуникативной деструкции, проявленной в повести. В большинстве случаев нарушается не только сама речь, но и речевая ситуация в целом. Причем причины неуспешности того или иного коммуникативного акта постоянно варьируются. Выделим лишь несколько аспектов нарушения речевых ситуаций. Диалог или полилог, заявленный изначально, оказывается монологом, произносимым «в пространство», так как другие участники ситуации либо не слышат его, либо не хотят слышать. Так в диалоге с генералом Гиляров настолько увлечен собственной мыслью о навязчивом сходстве генерала с неким знакомым лицом, что содержание разговора совершенно от него ускользает: «Генерал заговорил о скверных латышских дорогах, о том, как вязнут пушки; Гиляров слушал, все бормотал: — Да-да… […] Векфильдский священник… А солдаты требуют его удаления… И домой хотят… Мир дому сему… А в окна стреляют» (II, 61–62); а позже в беседе с Тоней Гиляров постоянно пытается закончить разговор, не слушая Тоню, — рефреном звучит фраза: «И не надо, не надо больше об этом… Я сразу все понял, и не надо об этом» (II, 114).

Для ведения серьезного разговора герой скорее прибегнет к письму, чем к устному обращению, сознательно выбирается дистанционный способ общения, даже если герои находятся в пределах досягаемости. Так пишет письмо Гилярову генерал, пытаясь объяснить, почему он «боевой генерал, бывший орденарец Скобелева, плакал… георгиевский кавалер, разревелся, как новобранец при приеме» (II,63). И Гиляров в свою очередь, решив расстаться с Тоней, чтобы спасти ее, пишет ей письмо «на двух листиках из блокнота, с неровными в зубцах краями» (II, 133).