Андрей Соболь: творческая биография

Почва ходила под ногами, и было необходимо определяться, но не было у А. Соболя решимости К. Федина, А. Фадеева, Д. Мережковского, И. Бунина. Подобно своим героям, он восхищался способностью других ясно видеть, четко мыслить и упорно верить: «Янек знает, что надо убивать врагов, беспощадно давить их, как давят клопов, сметать с пути клопиные шкурки, всю нечисть, чтоб заново перепахать человеческую землю. Для Янека нет колебаний: тиха украинская ночь — чушь, дребедень: украинское собачье болото — и надо перевернуть его вверх дном, перекатавасить, чтоб этому самому тихому небу жутко стало, уж коли пошла водоверть — так пусть бурлит вовсю — несокрушимая, неуемная» («Человек за бортом», III, 15). Но, так же как и они, не мог сделать выбор: «Да-да, чудесно имя твое, водоверть великая, но как, но как заставить сердце в муке двойной, в двух изгибах раненное, застыть, замереть…» («Человек за бортом», III, 15).

Все изменилось в 1923 году, когда возникла угроза самому попасть под топор революционного террора. В августе 1922 г. на XII Всероссийской конференции РКП (б) обсуждался вопрос «Об антисоветских партиях и течениях». К этой конференции был приурочен открытый судебный процесс над руководителями партии эсеров, подтверждавший тезис о том, что «революция и в самом непосредственном смысле все еще находится в опасности»⁶. Были выработаны «практические меры борьбы с буржуазным влиянием в различных сферах общественной жизни, особенно в… культурно-просветительских учреждениях, печати…»⁷. Вслед за ликвидацией небольшевистских партий, прошедшей в 1921–1923 гг., прокатилась волна репрессий в отношении их действительных и бывших членов.

Общественно-политические процессы отражались и на литературной жизни. В 1922–1923 гг. формируется Рабочая Ассоциация Пролетарских поэтов, которая выступала за борьбу с усиливающимся буржуазным влиянием в литературе. В критике, основой которой становилось пролетарское, марксистско-ленинское мировоззрение, все чаще проявлялись категоричность суждений, ортодоксальность взглядов, революционная убежденность. Начиналось формирование идеологии и соответствующее «воспитание» литераторов.

А. Соболь еще слишком хорошо помнил застенки ЧК в Одессе, куда он попал в феврале 1921 г. как «бывший эсер, бывший комиссар, бывший сотрудник буржуазных газет»⁸, и нары Бутырской тюрьмы, из которой его удалось вызволить только спустя несколько месяцев благодаря помощи видных писателей во главе с М. Осоргиным. Кроме того, ему приходилось думать о семье: «при нем состояли: жена, ребенок, мать, теща, старая нянька, он был сам шестой. В это тяжкое время, когда каждый с трудом ухитрялся промышлять на себя одного, у него, на его узких, слабых плечах, было пять человек. Груз был слишком тяжелый»⁹. Берта Файвуш, встречавшаяся в сентябре 1923 года с А. Соболем в Москве, писала впоследствии: «В эту встречу, в 1923 году, мне впервые стало тревожно и больно за Андрея. В его глазах появилась беспокойная тоскливость, высокий лоб укладывался в складки, и тогда он впервые за время нашей дружбы жаловался мне на трудную жизнь»¹⁰.

Последней каплей стала волна травли писателя в печати после опубликования романа «Бред», повестей «Салон-вагон», «Обломки» и рассказов о гражданской войне. Будучи обвиненным в реакционности, проистекающей из «жалкого идеологического багажа»¹¹, и приверженности «интеллигентским элементам, ликвидируемым революцией»¹², Соболь был вынужден предпринимать ответные шаги.