— Вижу я, — сказалъ тогда Долгоруковъ, — что теб жаль Меншикова и что не хочешь ты наказать его. Но если ты не знаешь, что съ нимъ длать, то послушай, пожалуй, что я теб скажу. Однажды пришелъ я къ родственнику моему Лобанову и, найдя его съ повязанною головой и очень смутнымъ, спросилъ, что ему сдлалось? «Голова у меня болитъ отъ крайней досады», отвчалъ онъ. — «Какая же сія досада?» — «Управитель мой, Кулага, обокралъ меня». — «Такъ выски его и сошли въ деревню въ работу». — «Но я не могу сего сдлать, ибо привыкъ къ нему изъ дтства и противъ воли люблю его». — «Такъ я тебя научу, что съ нимъ длать. Не помогалъ ли ему кто обкрадывать?» — «Помогалъ ключникъ», — «Ну, такъ сего ключника при глазахъ плута Кулаги выски хорошенько и приговаривай общую ихъ кражу». Онъ такъ и поступилъ. Такъ и ты, государь, сдлай, — заключилъ Долгоруковъ: — помогалъ въ плутовств Меншикову Корсаковъ, ты и накажи его при немъ за ихъ общее плутовство, да тмъ дло и кончи.
Петръ, терпливо выслушавъ это, сказалъ:
— Ты меня равняешь съ дуракомъ Лобановымъ!
— Нть, не равняю; но надобно же чмъ-нибудь кончить. Когда ты не можешь съ Меншиковымъ разстаться, инъ накажи помощника и совтника его.
— Поди, — сказалъ Петръ, — я обдумаю лучше твоего.
Но Петръ такъ и не усплъ окончательно обдумать этого дла, которое, осложняясь все боле, тянулось съ нкоторыми перерывами до самой его смерти и закончилось лишь при его преемниц, Екатерин I, полнымъ прощеніемъ виновнаго. При Петр Меншиковъ поплатился лишь денежными штрафами и лишеніемъ президентства въ Военной коллегіи. Но самымъ тяжкимъ наказаніемъ для Меншикова, конечно, было то, что онъ лишился доврія, которое всегда оказывалъ ему Петръ, и прежнія ихъ дружескія отношенія навсегда были порваны.
Корсаковъ же въ 1715 году былъ публично наказанъ кнутомъ.
XLIV.
Пироги подовые!
Однажды, разгнвавшись на Меншикова, Петръ напомнилъ ему его низкое происхожденіе и сказалъ:
— Знаешь ли ты, что я разомъ поворочу тебя въ прежнее состояніе! Тотчасъ возьми кузовъ съ пирогами, скитайся по лагерю и кричи: «пироги подовые!», какъ длывалъ прежде. Вонъ! ты не достоинъ моей милости. — И вытолкнулъ его изъ комнаты. Меншиковъ кинулся прямо къ государын, своей постоянной заступниц, и со слезами умолялъ ее, чтобы она умилостивила государя. Екатерина Алексевна немедленно пошла къ мужу и нашла его пасмурнымъ. Она постаралась всячески его развеселить и смягчить его гнвъ, а Меншиковъ въ это время, чтобы показать свое смиреніе, подхватилъ на улиц у пирожника кузовъ съ пирогами, навсилъ его себ на шею и въ такомъ вид явился передъ государемъ.
Петръ разсмялся и сказалъ:
— Слушай, Александръ: перестань бездльничать, или хуже будешь пирожника!
Потомъ простилъ его. Когда Екатерина Алексевна выходила отъ государя, то Меншиковъ пошелъ за нею и кричалъ:
— Пироги подовые!
А государь вслдъ ему смялся и говорилъ:
— Помни, Александръ!
— Помню, ваше величество, — отвчалъ Меншиковъ, — и не забуду. Пироги подовые!
Въ другой разъ на просьбу жены о помилованіи Меншикова Петръ сказалъ:
— Ей, Меншиковъ въ беззаконіи зачатъ, во грхахъ рожденъ и въ плутовств скончаетъ животъ свой. И если, Катенька, онъ не исправится, то быть ему безъ головы. Я только для тебя его на этотъ разъ прощаю.
XLV.
Самъ Петръ беретъ взятки.
Въ одну изъ поздокъ Петра въ Москву дошли до него жалобы на нкоторыхъ судей во взяткахъ, крайне его раздражившія. Сопровождавшій Петра въ этой поздк генералъ Ив. Ив. Бутурлинъ, видя его гнвъ, сказалъ ему:
— Пока самъ ты не перестанешь брать взятокъ, то не истребишь оныхъ и въ подданныхъ твоихъ; твой примръ сильне всякаго указа дйствуетъ надъ сердцами ихъ.
Государь, еще боле раздраженный такими дерзкими словами, сказалъ:
— Какъ смешь ты сплесть на меня такую ложь?