У девушки на глазах появились слезы, она принялась нас благодарить.
— Я напишу властям вашего графства, месье Дюпон должен понести наказание, – добавил Оливье.
Она согласно кивнула. Далее мы ехали в пути практически молча, задремав из-за бессонной ночи.
Вскоре мы достигли нормального гостиничного двора под названием «Красный голубь». Граф снял несколько комнат для нас, в том числе и для Теофилии, отдельную. Девушка выглядела довольно бледной, на теле у нее были многочисленные синяки и следы от веревок. Оливье узнал, что в гостинице остановился лекарь, и попросил его за звонкую монету осмотреть жертву месье Дюпона. Теофилия была испугана, смущена и не верила в свое спасение. По ее словам, все жертвы-гости ее сторонились, когда она пыталась с ними заговорить. Аббат проникся к ней жалостью, он взялся утешить ее Словом Божьим, а я отправила к ней в комнату Мод, чтобы она помогла нанести ей на тело мазь, которую всучил нам лекарь после осмотра; также мне думалось, что после всех этих кошмаров, которые пережила наша новая знакомая, ее нельзя оставлять в одиночестве. В этот же вечер месье де Ла Фер написал герцогу, которому подчинялся граф, хозяину земли месье Дюпона. Я же отдала Теофилии свою накидку.
— Как можно быть таким чудовищем... — пробормотала я, забираясь под одеяло; после того, как Мод переодела меня ко сну и ушла к Теофилии, я поужинала сидя на кровати, к счастью кувшины с отварами от сестры Терезы не разбились (они до этого оставались в экипаже, в корзинке). Граф молча сунул мне в руки кружку с одним из них.
— Этот человек скорее всего помешался, раз испытывает радость, наблюдая за смертью невинных людей, — мрачно резюмировал мой собеседник.
Он разделся и уже собирался лечь рядом со мной, как вдруг мой взгляд упал на сложенный договор, который торчал за рукавом его камзола.
— Я могу его прочесть? — спросила я робко.
— Зачем вам волнения перед сном? — спросили у меня ничего не выражающим голосом.
— То есть там написано нечто, что может меня расстроить или напугать? — с подозрением произнесла я.
— Брак обычно пугает девиц своей неизвестностью, — усмехнулся граф и было хотел повернуться уже на бок, чтобы уснуть.
— Я все же хочу прочесть о том, что меня ожидает; прошу вас, иначе я не засну! — я не желала отступать.
Он какое-то время смотрел на меня.
— Я даже прощу вам тот синяк, который у меня расплылся на плече после того, как вы швырнули в меня узел с вещами, — увещевала я его.
Граф хмыкнул:
— Если бы я не сшиб вас сим узлом, то вы бы стояли причитая там до утра, — возразил он мне. — Ладно, читайте, — он протянул мне бумагу.
Схватив желанный документ, я погрузилась в чтение. В начале все было довольно предсказуемо: перечислялись мои земли в качестве приданного, денежная сумма, которую также забирал граф, но вот середина договора меня испугала и удивила.
— Что это? — удивленно спросила я, сунув бумагу в лицо Оливье.
— Буквы это, а они образуют слова, — буркнули мне в ответ.
— Я понимаю, что буквы и слова, но тут прописаны ужасные вещи! Что вы написали в пункте о деторождении?!
— Помилуйте, сударыня, я написал обычные и вполне логичные вещи, — усмехнулся граф.
— Пятеро детей! Я не смогу родить столько — я умру! — обреченно произнесла я.
— Вы драматизируете все заранее, — постарались меня успокоить.
— Но это невозможно: слишком много, — прошептала я.
— Ну-ну, вы молоды, я тоже не совсем старик, так что исполнение этого пункта для нас вполне достижимо. К тому же опыт показывает, что из такого количества, как правило, выживает один или двое детей, — пытались меня вразумить.
— Можно перечеркнуть это? — спросила с надеждой я.
— Нет, нельзя, мне нужны в этом браке законные наследники, для чего по-вашему я женюсь?
— У вас ведь есть Рауль... — пробормотала я.
— Рауль хороший мальчик, но не может наследовать мои земли; я могу дать ему образование, помочь в дальнейшем с карьерой, но он не сможет носить титул графа, — произнес немного грустно мой собеседник.
Я какое-то время думала, над его словами, и внезапно меня постигла догадка.
— Он ваш внебрачный ребенок? — спросила я.
Лицо графа побледнело, он не ответил.
— Вернемся к нашему договору. Вам его придется принять, точнее, вы уже согласились с ним, поставив подпись, поэтому ваши возмущения сейчас не имеют значения, — ответили мне холодно.
Я вздохнула и отдала его Оливье.
— Не бойтесь, все будет хорошо, — просто успокоили меня; видимо, я выглядела довольно бледной.
Я лежала с распахнутыми глазами, силясь не заплакать от обиды и страха. Слезы, однако, были уже на глазах, и, растворившись в своем негодовании, я вздрогнула, когда он начал гладить мне руку.
— Ну, что вы в самом деле, я прописал в договоре обычные вещи, — меня он
придвинул к себе. — Успокойтесь, если будет угроза вашей жизни, то, естественно, никто не будет настаивать на этом, — меня погладили по волосам.
— Кстати, вы должны мне сказку на ночь.
— Вы запретили мне рассказывать что-либо, кроме религиозных текстов, — проговорила я, сморгнув; слеза покатилась по щеке, но ее тут же вытерла рука графа.