Ангел мой, Вера

Все чаще я ощущала легкую досаду: неужто у меня никогда не будет своего угла, неужто век придется жить в квартирах с казенной мебелью, с тревогой прислушиваться к шагам на лестнице и ждать, что вот-вот мужа ушлют куда-нибудь — на месяц, на полгода, на год… Никак я не могла заставить себя вести хозяйство в петербургской квартире так, как вела бы в собственном доме, хоть и старалась изо всех сил, чтобы муж и дети ни в чем не чувствовали недостатка.

Старшие дети благополучно пережили и прорезывание зубов, и первые болезни, и первые шишки. Никоша все больше напоминал меня — чертами лица, взглядом, характером. Крепыш Сашенька удался в отца. Годом младше брата, он быстро догнал Никошу ростом. Но любимцем Артамона, как ни странно, был именно Никоша — может быть, потому, что в нем муж видел повторение меня.

О маленьком Левушке судить пока было рано. Меньшой сын доставлял мне немало тревог. К моему большому огорчению, он родился слабеньким, был малоподвижен и вял, лежал в кроватке, как кукла, устремив блестящие темные, муравьевские, глаза куда-то вверх и в сторону. Я с сожалением признавала, что петербургский климат не пошел мне на пользу, и ждала худшего. Я слышала не раз, что такие дети «не заживаются» — недаром они смотрят в небо. «Ангелы их манят, всё-то рассказывают, как на небе хорошо, вот они, душеньки, и не удерживаются», — объясняла маменька. Однако Левушка успешно миновал опасный рубеж. Хотя теперь настали новые поводы для тревоги — я беспокоилась, что он будет отставать от старших братьев, — мальчик, во всяком случае, был жив и даже стал улыбаться…

Глава 4. НАЧАЛО БЕД

Осенью двадцать пятого года, в Любаре, я завела себе альбом, куда списывала понравившиеся стихи. Подлинные ценители поэзии попадались здесь редко, однако в гостях у нас однажды проездом побывал местный стихотворец г-н Родзянко и охотно написал мне в альбом несколько стихотворений. Они привлекли меня какой-то безыскусной домашней простотой и тем еще, что я, быть может, примеряла их на себя, хотя и не с тем смыслом, который вкладывал в них автор…

Увы, не страшно умереть,

Смерть человека — миг единый,

Но страшно в жизни претерпеть

Весь ужас медленной кончины.

Любить — и страсти трепетать,

Страсть лишь мученьем долгим мерить,

Миг всякой таять и не знать,

Кому тоску свою поверить!

В этот же альбом я списала и стихи из пришедшей с изрядным опозданием книжки «Северных цветов». «А. С. Пушкин» — прочитала я в заголовке очередного стихотворения и слегка поморщилась, решив, что двух «А. С. Пушкиных» на одну книжку, может быть, и многовато. (Мне уже попалась раньше, в самом начале поэтического раздела, баллада про князя Олега, которую я сочла чересчур заунывной, особенно по соседству с прелестным г-ном Жуковским.)

Стихотворение называлось — «Демон».

В те дни, когда мне были новы

Все впечатленья бытия…

«Нет, это вроде бы даже и недурно, — подумала я. — Господин Пушкин решительно исправляется».

Я продолжила читать.

Часы надежд и наслаждений

Тоской внезапной осеня,

Тогда какой-то злобный гений

Стал тайно навещать меня.

Я вздрогнула… меня охватило какое-то странное чувство, как будто за строчками стихов начал вставать образ живого человека, более того — хорошо знакомого мне. «Это наваждение», — подумала я и вспомнила веселый голос Артамона: «Да, Вера, что я рассказать-то хотел… я ведь виделся с Сержем!… У них, Веринька, снова общество, и Серж хочет моего участия — ты даже не представляешь, как я рад, что они меня не забыли».

— Боже, какая глупость, — сказала я вслух самой себе.

«Нет, не глупость. Ты уверена, что милый cousin Серж не имеет над твоим мужем решительного влияния?»

«Это все страхи, — уверяла я себя. — В конце концов, Серж просто горячий, увлекающийся человек, не более того… смешно видеть в нем какого-то злого гения. Мой муж — не малый ребенок».

И все-таки внутренний голос оказался силен… Я взялась за перо и переписала стихи. Писала я, не заглядывая в журнал за каждым словом, и оттого ошиблась на последних строчках:

Не верил он любви, свободе,

На жизнь насмешливо глядел

И ничего во всей природе

Благословлять он не умел —

но исправлять не стала; к тому же мне так казалось лучше, когда я думала о демоне Артамона.

Что это было такое — напоминание или попытка защититься, — я и сама вряд ли сумела бы сказать.