Ангел тьмы

– Ну да, вполне логично, – подумав, сообщил доктор. – Такое поведение неизбежно становится тайным, а значит, и приватным – к тому же оно отражает ее неспособность, самую досадную неспособность добиться для себя этой приватности и независимости. – Записав эти мысли, доктор добавил: – И потому, сдается мне, она была не особо добра к ничего не подозревающим молодым людям, кои увлекались ею.

– Да, – ответила мисс Говард. – Настоящая сердцеедка – так, пожалуй, будет снисходительнее всего выразиться.

– Хорошо, – кивнул доктор. – Очень хорошо.

Мистер Мур, сидевший в углу с большим стеклянным кувшином мартини, который смешал для себя, издал при этом громкий стон; ему, будто эхом, отозвался скорбный вопль паровозного свистка вдали. Услышав его, мистер Мур воздел палец:

– Вы слышали, Крайцлер? То звук этого проклятого дела, утекающего у нас сквозь пальцы. Оно растворяется в ночи, а чем же при этом заняты вы? Все еще просиживаете тут с вашей окаянной доской, ведете себя так, словно по-прежнему есть некий способ придумать какой-то выход из поражения. Все кончено – и кому, черт побери, какое сейчас дело до того, как Либби Хатч дошла до жизни такой?

– Наш вечный глас поддержки, – заметил мистер Пиктон, бросив быстрый взгляд на мистера Мура. – Давай, еще шесть или семь порций этой гадкой мешанины, Джон, и, пожалуй, ты отвалишь на боковую – тогда мы сможем спокойно продолжить.

– Понимаю, сейчас кажется, что гонка уже проиграна, Мур. – Изучая доску, доктор прикурил сигарету. – Но мы должны делать все, что можем, – пока можем. Мы должны.

– Зачем? – проворчал мистер Мур. – Никто не хочет приговора для этой чертовки, уж это дали понять ясно. Так какого дьявола ради мы все продолжаем?

– Есть еще Ана Линарес, Джон, – напомнил Люциус.

Мистер Мур снова заворчал:

– Девочка, чьему отцу совершенно все равно, жива она или мертва. С Либби ей, пожалуй, будет не хуже, чем с этим испанским ублюдком.

– Вообще-то сейчас я думал не об Ане Линарес, – очень тихо произнес доктор.

– О Кларе, не так ли? – проговорила мисс Говард. – Как она там? Я даже не сообразила спросить.

Доктор неловко пожал плечами:

– В замешательстве. И не слишком разговорчива, хотя я ее в этом вовсе не виню. Я обещал, что сие суровое испытание поможет и ей, и ее матери. Но ничего не вышло – и теперь к ужасу от воспоминаний о случившемся три года назад прибавился страх того, что случится, если ее мать выйдет на свободу. Девочка не настолько мала, чтобы не видеть опасности, в которой может оказаться, если Либби решится отомстить дочери, которую без сомнения считает вероломным ребенком, единственным свидетелем ее кровавого деяния.

Отложив кусок мела, доктор взял бокал вина и собрался было глотнуть – но на полпути остановился, будто потерял всякий интерес к любому успокоению.

– Вам не стоит обвинять себя, доктор, – вмешался Маркус. – Дело казалось надежным. Не было никаких причин полагать, что так все обернется.

– Может быть, – изрек доктор, сел и отставил бокал.

– И позвольте мне еще раз напомнить всем… – произнесла мисс Говард, но на этом мистер Мур исторг очередной громкий стон:

– Да, да, мы знаем, Сара, еще не все потеряно! Бог мой, ты сама-то не устала от этой присказки?

– Если так ты хочешь спросить, не желаю ли я, чтобы все было кончено, дабы у меня имелось хорошее оправдание погрузиться на дно бокала и остаться там на веки вечные, Джон, то мой ответ – нет, – отрезала мисс Говард. – Да, может, мы сегодня и не принесли особых сведений – но мать должна знать больше, а она вернется завтра. Как и мы. – Она посмотрела на доктора. – Поедете с нами? Не уверена, что смогу подобрать правильные вопросы.

Каким-то глубинным усилием доктор смог встряхнуть последние следы того, что сходило за ободрение.

– Конечно, – сказал он, положил руки на колени и встал. – Но сейчас, если вы не возражаете, я, пожалуй, удалюсь, не дожидаясь ужина. Я не слишком голоден. Нам ведь нет нужды являться к Фрэнклинам раньше полудня, да, Сара?

– Верно.

– Значит, по крайней мере, не нужно рано вставать. – Он чуть неловко оглядел комнату. – Спокойной ночи.

Мы забормотали в ответ и утихли, когда доктор медленно побрел наверх по лестнице.

Услышав, как хлопнула дверь его спальни, мисс Говард взяла кусочек мела у доски и кинула им мистеру Муру в голову, попав аккурат промеж глаз, отчего он взвизгнул.

– Знаешь, Джон, – заключила она, – если тебя не возьмут обратно в «Таймс», запросто сможешь открыть новое дело – пинать хромых псов или выбивать костыли у калек.

– Однажды, – простонал мистер Мур, стирая след от мела, – ты причинишь мне серьезное увечье, Сара, – и обещаю, я подам на тебя в суд! Знаешь, мне жаль, если вы все считаете меня пораженцем, но я попросту не понимаю, что же такое, способное изменить ход событий, ты собираешься вытрясти из матери Либби Хатч.

– Может, и ничего! – парировала мисс Говард. – Но ты же видел, каково пришлось доктору на этой неделе – и не забывай, именно мы втравили его в это дело, чтобы помочь забыть о неурядицах в Нью-Йорке. Но теперь, похоже, сделали только хуже. Так что мог хотя бы попытаться быть пободрее.