Модернизм попер из всех щелей. Власть испугалась. Но вот в 1964 году появляется статья советского философа и литературоведа Михаила Лифшица «Почему я не модернист?» Она была опубликована в 1964 году в пражском журнале Estetika, на чешском языке. На русском языке она появляется спустя два года в «Литературной газете» от 8 октября 1966 года. В развернутом виде свою критику литературного и художественного модернизма, начавшего расцветать с середины 1950-х годов, Лифшиц (с соавтором) излагает в книге «Кризис безобразия», которая увидела свет в 1968 году.
В статье «Почему я не модернист?» Лифшиц пишет:
«Модернизм связан с самыми мрачными психологическими фактами нашего времени. К ним относятся – культ силы, радость уничтожения, любовь к жестокости, жажда бездумной жизни, слепого повиновения»[107]
. Перечислив этот список смертных грехов XX столетия, Лифшиц называет искренние и невинные искания модернистов евангелием нового варварства, величайшей изменой служителей духовного ведомства, мандаринов культуры. Культ силы и вкус к разрушению, присущие модернизму, он рассматривает как концентрацию той атмосферы, которая господствовала в Европе накануне гитлеровской вальпургиевой ночи. Он анализирует модернизм как новую религию, где художник может лечить возложением рук, как новую мифологию, меньше всего похожую на ту, в недрах которой родилось искусство. Ту мифологию, из которой органически рождается культ личности и поклонение фюреру. Доводя свои формулировки до предельной остроты, Лифшиц пишет: «Короче, это искусство толпы, управляемой посредством внушения, способной бежать за колесницей цезаря. Перед лицом такой программы я голосую за самый посредственный, самый эпигонский академизм, ибо это – меньшее зло»[108].А вот выдержки из книги «Кризис безобразия»:
«Скажем только, что основная внутренняя цель такого искусства
Основатель сюрреализма Андре Бретон жаловался однажды на то, что демон реального воображения силен. Прежде достаточно было представить на полотне несколько геометрических фигур, чтобы исключить всякие ассоциации. Теперь этого уже мало. Сознание настолько изощрилось в своей самозащите, что даже абстрактные формы напоминают ему что-то реальное. Значит, нужна еще большая отрешенность. И вот является антиискусство – поп-арт, главным образом состоящее в демонстрации реальных вещей, обведенных невидимой рамкой. В известном смысле это – конец долгой эволюции от реального изображения к реальности голого факта. Тут, кажется, цель достигнута – духовная жизнь умерла, червь сознания раздавлен […].
Модернисты никогда не были против подобных методов
В старом искусстве было важно любовное, добросовестное изображение реального мира. Личность художника более или менее отступала на задний план перед его созданием и тем возвышалась над собственным уровнем. В новейшем искусстве дело обстоит как раз наоборот – то, что делает художник, всё более сводится к чистому знаку, знамению его личности. “Всё, что я нахаркаю, всё это будет искусство, – сказал известный немецкий дадаист Курт Швиттерс, – ибо я художник”. Одним словом, то, что сделано, вовсе не важно. Важен жест художника, его поза, его репутация, его подпись, его жреческий танец перед объективом кинематографа, его чудесные деяния, разглашаемые на весь мир».
В 1958 году из-под пера Михаила Лифшица выходит статья «Либерализм и демократия»[109]
. Процитирую два места:«Идейный разврат в тысячу раз менее простителен, чем физический. Слово тоже есть дело […].