Ангелы и демоны литературы. Полемические заметки «непрофессионала» о «литературном цехе»

Размышляя об итогах переделки русского языка в годы советской истории (особенно ее довоенного периода), наш современный филолог Игорь Кондаков пишет: «Современный Русский человек полагает, что говорит на Русском языке, но это заблуждение. Да, он понимает язык Толстого, Пушкина, но говорит и думает он на новоязыке. Знание людьми слов, употребляемых еще 100 лет назад в России, не означает сохранение чувства языка, мышления, ментальности. Вначале выбросили из алфавита буквы, лишили букв имен: АЗЪ, БУКИ, ВЕДИ, МЫСЛЕТЕ, ГЛАГОЛЬ и т. д. Потом по кирпичику заменялись и вводились новые слова и словечки, чуждые русскому языку».

Итак, любая революция начинается задолго до каких-то событий, видимых и отпечатывающихся в сознании современников, а также последующих поколений (казни королей, штурм Бастилии в 1789 году, взятие Зимнего дворца в октябре 1917 года и т. п.). В сознание людей забрасываются «зерна» новых идей, которые там прорастают в течение многих лет и десятилетий. А забрасываются они туда в виде устных и печатных слов, проникающих в сознание через уши и глаза. Люди привыкли считать революционерами тех, кто стоит на броневиках или находится на баррикадах. Но настоящие революционеры часто остаются в тени. Такие настоящие революционеры готовят свои отравленные «зерна» в виде новых слов и новояза и планомерно забрасывают их в мозг тех, кого они привыкли называть «быдлом» и «баранами».

«Поэтические» эксперименты с русским языком

Большевики в своей массе были крайне далеки от литературы и искусства. Более того, они относились к ним как к пережиткам буржуазного строя. Кстати, Ленин не был исключением. Искусство и литература его интересовали исключительно как средства пропаганды. Так, он обратил внимание на примкнувшего к большевикам мещанина Ефима Придворова, который хотя и не был из пролетариев, но «косил» под них, сочиняя грубоватые и безыскусные стишки, частушки, прибаутки. Вождю мирового пролетариата показалось, что слог Ефима Придворова идеален для рабочих. С того времени он стал называть себя Демьяном Бедным и «поэтом-большевиком». А в 1923 году Троцкий наградил его орденом Красного Знамени с формулировкой: «Меткий стрелок по врагам трудящихся, доблестный кавалерист слова». Демьян Бедный коверкал русский язык, считая, что правильный язык – буржуазное наследие и пережиток. Уже в 30-е годы слава Демьяна Бедного как «пролетарского поэта» стала закатываться. И вот тогда появились нелицеприятные оценки творчества Демьяна (до этого никто не рисковал подвергать сомнению это творчество). Вот, например, слова поэта Лебедева-Кумача: «Нужно убрать ту матерщину со сцены и из поэзии, которую разводит Демьян и делает эту матерщину официальным языком советской поэзии».

Свое революционное призвание некоторые российские писатели и поэты видели в том, чтобы произвести переворот не только в мировоззрении граждан, но и в языке. Началось самое настоящее литературное хулиганство, порча слов. С помощью словесных эпатажей поэты пытались привлечь к себе внимание публики, добиться славы. Вот примеры таких слов-самоделок (эпатажной лексики), создававшихся поэтами начала прошлого века:

В. Хлебников – небич, речар, кричак, смехач, плясавица, любовица;

А. Блок – надвьюжный;

В. Маяковский – поэтино сердце, людогусь, громадье, многопудье, молоткастый, серпастый [паспорт], разулыбить, прозаседавшиеся, мандолинить;

С. Есенин – клененочек, вербенята;

А. Белый – безбочь, собство, спаха;

И. Северянин – среброгорлый май, крутобрегое озеро, кружеветь, ажурь, воль, круть, лиловь, смуть, хрупь, ручейково, павлиньево, воскрыля к звезде;

С. Кирсанов – кордильерствовать, океанствовать.

Недавно перечитывал роман Ф. М. Достоевского «Бесы». Вы, наверное, помните такого героя романа, как капитан Игнат Тимофеевич Лебядкин. Федор Михайлович описывает его весьма экзотическую наружность, а затем раскрывает его нутро: беспробудное пьянство, скандальные романчики с мадам Виргинской и домогательства к молодой девушке Лизавете, побои своей сестры Марии и т. п. Читателю также запоминается поэтическое «творчество» Игната. У Достоевского в романах есть и другие герои, которое не чужды поэзии, но только Лебядкин удостаивается столь частого воспроизведения Федором Михайловичем его «творчества». Игнат очень плодовит, катализатором его вдохновения является алкоголь. А поскольку пьян он бывает круглосуточно, то и процесс сочинительства непрерывен. Вот образчики его поэтических «шедевров»:

Жил на свете таракан,
Таракан от детства,
И потом попал в стакан,
Полный мухоедства…

Или:

Любви пылающей граната
Лопнула в груди Игната…