Англичанин из Лебедяни. Жизнь Евгения Замятина (1884–1937)

Примерно через неделю в письме Шаховской он спрашивал, не сможет ли она помочь ему организовать чтецкий вечер в русском Еврейском клубе в Брюсселе. Он упомянул, что слышал от М. Л. Слонима, что и в Антверпене найдутся желающие посетить подобное мероприятие [Шаховская 1975: 181–182].

27 марта в «Marianne» опубликовали его вторую статью из серии «Lettres russes». Ее главной темой стало начавшееся возрождение интереса к историческим романам – советские писатели явно стали чаще и увереннее обращаться к историческим темам, предшествовавшим 1917 году. Наиболее заметным произведением в этом жанре стал роман А. Н. Толстого «Петр Первый» (в двух частях, написанных в 1929 и 1933 годах). По мнению Замятина, причиной популярности этого советского «бестселлера» стали очевидные параллели, которые прослеживались между царем-диктатором, навязавшим стране технологическую и промышленную революцию в начале 1700-х годов, и положением Советской России в 1930-х годах. Также он высоко оценил недавний роман О. Д. Форш об А. Н. Радищеве, который он назвал одной из тех «книг для 5000 читателей», романов для интеллектуальной элиты, право на существование которых так энергично защищал Ж.-Р. Блок на съезде Союза писателей 1934 года[574].

В следующем письме к Куниной-Александер, написанном три недели спустя, пока Табакович работал над его портретом незадолго до своего отъезда из Парижа, Замятин грустно замечал: «…я теперь жалею, что сравнительно редко встречался с ним. Мысль сбоку: о скольких несделанных вещах и потерянных людях будем мы жалеть, когда придет последний день жизни…» Но, по крайней мере, его финансовое положение улучшилось: «Источник, по-прежнему, все тот же (мутноватый): кино. Сейчас вожусь над сценарием для Грановского: да простит нас Николай Васильевич Гоголь за издевательства над “Тарасом Бульбой”!» Он надеялся накопить денег на поездку в Югославию, хотя уже слышал, что, возможно, Кунина-Александер скоро сама приедет в Париж. Он узнал об этом от мадам Хайльброннер, которая через Табаковича попросила его «…рекомендовать им un profes-seur intelligent de la langue russe… [умного преподавателя русского языка]. Я вспомнил, что в России я, между прочим, был un professeur de langue anglaise [преподавателем английского языка] – и рекомендовал себя». Накануне вечером он провел первое занятие в своем «новом парижском университете». «Все это забавно, но неоконченный роман пока все грустит в ящике письменного стола и ждет своей очереди. Не в Югославии ли ему суждено быть оконченным? Югославия становится обетованной землей…»[575]

В середине мая он написал длинное и откровенное письмо своему другу, переводчику Чарльзу Маламуту, который в ноябре 1930 года вместе с корреспондентом «Юнайтед Пресс Интернэшнл» Юджином Лайонсом провел сенсационное интервью со Сталиным в Кремле: