Англичанин из Лебедяни. Жизнь Евгения Замятина (1884–1937)

Тот факт, что в библиотеке Замятина появилось много книг с авторскими посвящениями, в том числе от Шкловского (его книга «Сюжет как явление стиля») и Ахматовой (ее сборник «Anno Domini»), лишний раз подтверждает, что к тому времени он стал одной из ключевых фигур в литературном мире Петрограда [РНЗ 1997, 2: 529–530]. Также именно в этот период он подружился с Б. А. Пильняком, еще одним молодым писателем, который издавался у Миролюбова. Вероятно, их встреча произошла, когда Пильняк гостил у Горького [ОР ИМЛИ. Ф. 47. Оп. 3. Ед. хр. 156]. В своей статье «Рай» Замятин сетовал на уже наскучившие своим благозвучным однообразием хвалы режиму, появлявшиеся у большинства писателей. Редким исключением, по его мнению, стал Пильняк, являвшийся настоящим художником: «Это – человек, который задохнется в дистиллированнейшем райском воздухе: ему нужен земной, грешный, полный дыма, тумана, запаха женских волос, душного дыхания майской черемухи, крепких весенних курений земли» [Галушкин и Любимова 1999: 58–59] («Рай»). В другой статье (предварительно озаглавленной «Записки мечтателей») он размышлял о том, что многим писателям, издавна бывшим, подобно ему, социалистами и пострадавшим из-за этого в свое время, трудно устоять перед соблазном официального одобрения и успеха. Примером мог служить Маяковский с его пропагандистской пьесой 1918/1921 года «Мистерия-Буфф». Однако истинный писатель должен оставаться непрактичным и упрямым мечтателем [Галушкин и Любимова 1999: 240–241] («Записки мечтателей»).

После семи лет опустошений войны, революции и Гражданской войны, а также вследствие экономической блокады Альянса и политики военного коммунизма, в рамках которой была сделана попытка полностью национализировать всю собственность и торговлю, условия жизни стали исключительно трудными. В январе 1921 года Замятин написал юмористическое стихотворение о стоимости пачки китайского чая (30 000 рублей) и обвинил белого генерала Врангеля и иностранную интервенцию в финансовом кризисе[145]. Примерно через неделю Чуковский сделал запись в дневнике о волнительном событии – подаренной ему Ахматовой бутылке молока для дочери [Чуковский 2003: 180]. Ахматова сама нуждалась в деньгах и на следующий день была принята во «Всемирную литературу» в качестве переводчика[146]. Тем временем Замятин жаловался на то, что в Петрограде не ходили трамваи, и это означало, что ему приходилось ходить пешком через сугробы на свои лекции в Политехе[147].

Шуточный автопортрет Ю. П. Анненкова холодной зимой 1919–1920 годов в Петрограде («Портреты», Петербург, 1922)

К середине февраля Чуковский с семьей был вынужден уехать из Петрограда в деревню, чтобы не страдать от голода; записи в его дневнике, сделанные в последующие месяцы, полны описаний забот о пайках и хлебе. Попросив освободить его от обязанностей в ВСП, он так объяснил это:

Причина болезни – голод. Никогда еще русскому писателю не жилось так тяжело, как теперь. 7 июня я и вся моя огромная семья совсем не садилась за стол. 8 июня суп и по кусочку хлеба. 9 июня селедка без хлеба на всех. Ни масла, ни яиц мы уже давно не видали. Моя дочь, сейчас после операции, худеет с каждым днем. Сыновья плачут от голода[148].

Большевистские власти наконец и сами признали, что страна находится на грани разрухи, и в конце марта 1921 года, на X съезде партии, Ленин объявил о начале новой экономической политики (НЭПа). Разрешив развитие малого частного предпринимательства, НЭП должен был дать толчок развитию экономики и помочь восстановлению России. Успехи НЭПа в 1920-е годы постепенно избавят людей от непосильной ноши повседневных трудностей и заложат основу для интенсивной индустриализации 1930-х годов.