После Холомков Замятин пару недель провел дома, а в конце сентября снова отправился в путь, в очередной раз пытаясь доехать до Лебедяни. После трудной трехдневной поездки, во время которой он коротал время, читая роман Александра Дюма «Анж Питу», он наконец добрался до дома. Его ужаснула бедность, царившая там: при виде сахара, который он привез, семья пришла в сильное волнение. Он узнал, что после того, как им пришлось обменять корову на хлеб, они питались в основном картошкой[171]
.Значение этих деталей велико, поскольку в часто цитируемых мемуарах Анненкова говорится, что летом 1921 года Замятин закончил работу над романом «Мы». Правда, сам автор говорил о финальной «доработке» романа еще в конце июля. Во всяком случае, потрясения от тяжелых событий августа, а также недолгий двухнедельный отпуск в переполненной писательской колонии (вероятно, без Людмилы) не очень соответствуют описанию Анненкова:
Счастливый месяц летнего отдыха я провел с ним в 1921 году в глухой деревушке на берегу Шексны. Заброшенная изба, сданная нам местным Советом. С утра и до полудня мы лежали на теплом песочном берегу красавицы реки. После завтрака – длинные прогулки среди диких подсолнухов, лесной земляники, тонконогих опенок и – потом – снова песчаный берег Шексны, родины самой вкусной стерляди. <…> Впрочем, мы много работали, сидя в кустах или лежа в траве: Замятин – со школьными тетрадями, я – с рисовальным альбомом. Замятин «подчищал», как он говорил, свой роман «Мы» и готовил переводы то ли Уэллса, то ли Теккерея. <…> Часам к шести вечера Людмила Николаевна, жена Замятина, ждала нас к обеду, чрезвычайно скромному, хотя появлялась в меню иногда и выуженная нами исподтишка стерлядка. Позже – ближе к белой ночи – липовый чай с сахарином [Анненков 1991, 1: 237-38].
Предполагают, что упоминание Анненковым реки Шексны (которая протекает более чем в 300 км от Пскова, в Вологодской области) вместо Шелони, что около Холомков, является простой опиской. Однако кажется более вероятным, что намного позже, при написании этих мемуаров, он спутал год, а не реку, и что он скорее всего думал о 1920-м: мы почти ничего не знаем о летних путешествиях Замятина в том году, как и в предыдущем 1919-м. Сам Замятин упоминал, что он бывал в Вологодской губернии, но мы не знаем, когда точно это было [Галушкин и Любимова 1999: 12] (Автобиография 1928 года). Поэтому мы можем с достаточной уверенностью отнести основную работу над романом «Мы» к 1919–1920, а не к 1919–1921 годам, как позволяют предположить воспоминания Анненкова.
Как бы то ни было, Анненков и Замятин впоследствии долго обсуждали научно-фантастическую антиутопию последнего, и Анненков признавался, что, не будучи ученым, он восхищается мощью и красотой технологий. Замятин с иронией ответил, опираясь на те же аргументы, которые он приводит в описании утопического Единого Государства в романе «Мы»: «Я сдаюсь: ты прав. Техника – всемогуща, всеблаженна. Будет время, когда во всем – только организованность и целесообразность, когда человек и природа обратятся в формулу, в клавиатуру». Он заметил, что в упрощенном мире будущего не будет необходимости ни в цветах, ни в деревьях, не говоря уже о музыке, и из прошлого сохранится только железнодорожное расписание: