Англичанин из Лебедяни. Жизнь Евгения Замятина (1884–1937)

Второй номер «Русского современника» вышел в середине августа, а Замятин уже работал над третьим выпуском. Тихонов в это время был на Кавказе, Чуковский заболел («по обыкновению»), и он чувствовал, что будущее журнала под угрозой, тем более что даже «Красная новь» Воронского стала объектом внимания и политического давления властей. В конце сентября Чуковский признался в собственной оплошности – он вставил в «Русский современник» строку, где упоминалась икона, после того как цензоры окончательно утвердили текст. Это привело к дальнейшим задержкам, и поэтому третий номер поступил в продажу только в октябре[237]. В этом выпуске Замятин опубликовал неприятные слова в адрес Горького. В своих воспоминаниях о Блоке, написанных в 1921 году, он намекнул, что литературные пристрастия Горького довольно поверхностны и что он не сделал всего возможного для того, чтобы помочь Блоку выехать на лечение за границу. Горькому также не понравились тексты Пильняка и Шкловского, вошедшие в журнал, и он сообщил Тихонову, что намерен выйти из членов редакционной коллегии[238]. В письмах к Федину и Слонимскому, отправленных в течение следующих месяцев, Горький все более открыто дистанцировался от Замятина, которого он снова упрекал в сухом и теоретическом подходе к литературе, «по Эйнштейну» [Чудакова 1988: 518]. В мае 1925 года Горький высказался о «Рассказе о самом главном»: «…это уже не искусство, а попытки иллюстрировать некую философскую теорию – или гипотезу…»[239]. Он даже убедил знакомых чешских писателей не переводить Замятина и порекомендовал вместо него Бабеля, Леонова, Федина и Тихонова[240].

К 1 ноября четвертый номер «Русского современника» уже был набран и ожидал публикации в течение двух недель[241]. Однако 5 ноября «Правда» раскритиковала журнал, и издатель Магарам решил больше его не финансировать. Это поставило под угрозу будущее журнала, и Замятин обратился к Пильняку, чтобы тот помог найти нового спонсора[242]. Он же стал и главным автором ответа редакции на статью «Правды»[243]. Озаглавленная «Перегудам от редакции “Русского современника”», она напоминает читателю о персонаже Лескова («Заячий ремиз») со странным именем Оноприй Опанасович Перегуд, который занимается тем, что доносит властям о любых потенциально опасных действиях против них. Замятин пишет: «…в “Русском современнике” нет людей, враждебных революции, но есть люди, враждебные этой отрыжке вчерашнего: правдобоязни, угодничеству, самодовольству – в какие бы цвета это ни перекрашивалось». Он также утверждает, что интерес журнала к великой литературе вполне легитимен [Галушкин и Любимова 1999: 123–131] («Перегудам от редакции “Русского современника”»). Это письмо было принято плохо. 12 декабря Чуковский зашел к цензорам, чтобы узнать последние новости о четвертом номере, который должен был появиться перед новогодними праздниками, но ему сказали, что журнал будет закрыт. В конце концов они получили разрешение на публикацию этого номера, несмотря на противодействие одного цензора, Быстровой, которая утверждала, что журнал может нанести огромный вред рабочим и красноармейцам. Однако вскоре они обнаружили, что векселя, которые они использовали для оплаты работы типографии, не были погашены, и поэтому ее работники конфисковали тираж. В то же самое время эмигрантское издание в Берлине писало, что «Русский современник» «…является самым культурным и интересным из русских журналов»[244].

В декабре появились новые признаки гонений и запретов в культурной сфере. И. И. Ионов, руководитель Петроградского отделения «Госиздата», закрыл «Всемирную литературу» как независимое издательство[245]. Поэтому 16 декабря Замятин добавил еще один эпизод в свою «Краткую историю “Всемирной литературы” от основания до сего дня», завершающий ряд написанных в 1921 и 1922 годах. Это была лаконичная «Часть третья и последняя»: «Слопали! По неграмотности». Он подписал и датировал ее, и поставил на ней крест. События этих дней отражены в юмористическом коллективном альбоме Чуковского «Чукоккала» – туда, кроме «эпитафии», написанной Замятиным, вошли стихи и рисунки других участников издательства «Всемирная литература» [Чуковский 1979: 231–238].