Англичанин из Лебедяни. Жизнь Евгения Замятина (1884–1937)

У Замятина все так же была масса различных профессиональных обязательств. Так как он уже заслужил высокую репутацию, писатели часто обращались к нему за советом и помощью. Примечательно, что в течение всех этих лет он постоянно им помогал, и в его архивах хранятся десятки трогательных благодарственных писем, свидетельствующих о его пристальном внимании к новым писателям. Типичным примером служат письма, полученные им в первой половине 1925 года от некоего Виктора Добровольского, бывшего профессора Военно-морского института, потерявшего ногу в результате несчастного случая, который просил помочь найти издателя для своих рассказов. Через некоторое время он тепло благодарил Замятина за полезные советы[270]. Другой пример заботы о людях он показал той весной, когда некоторые его друзья и коллеги столкнулись с проблемами в отношениях с властями. В феврале он встретился с первой женой Горького Е. П. Пешковой, чтобы узнать, сможет ли она заступиться за непопулярного Тихонова, которого только что арестовали. Когда в июне Тихонова освободили из тюрьмы, именно Замятин организовал его поездку к Волошину в Коктебель для поправки здоровья [Купченко 1988: 124]. В апреле Замятин поделился с Чуковским тяжелыми впечатлениями от процесса над Щеголевым – судя по всему, его обвиняли в том, что он забрал некоторые материалы из архива, находящегося в его ведении [Чуковский 2003: 392]. В мае он был в Москве, где планировал встретиться с Диким на суде по делу актера Ключарева, которому дали месяц тюрьмы за ссору с журналистом[271].

В это же время Замятин снова написал Ярмолинскому, чтобы поблагодарить за присланные им отзывы на вышедшую книгу, по которым было видно, что «Мы» действительно хорошо приняли в Америке, хотя обещанных Зилбургом денег он пока так и не получил. В сентябре 1925 года Зилбург сообщил, что продажи романа не оправдали ожиданий, несмотря на положительные отзывы критиков. Он также сожалел, что до сих пор не увидел рассказов и пьес Замятина, так как полагал, что пьесы могли бы иметь больший коммерческий успех[272]. В письме Ярмолинскому Замятин добавляет: «…уже с месяц сижу и пишу. Но вместо повести – опять пьесу. На этот раз – романтическая трагедия. Эпоха – очень далекая и очень близкая: Атилла». Первые три акта – которые он неожиданно решил сочинить в стихах – уже были написаны, и он надеялся закончить пьесу к середине июля, а затем поехать на Кавказ, так как неважно себя чувствовал[273]. Он уехал из Ленинграда 25 июля и отправился на юг поправлять здоровье.

Через неделю он прибыл в Кисловодск, где его осмотрел врач и пришел к выводу, что селезенка увеличена, а колит возник на нервной почве. Поэтому Замятин стал принимать ванны по назначенной программе и соблюдать строгую диету. 5 августа он ответил на письмо Людмилы, которая почему-то просила у него прощения: «Милуша, милая – как больно мне от Вашего письма – как больно! О каком же “прощении” может идти речь, когда я чувствую себя виноватым?»[274] Он пишет, что, если она тоже иногда причиняет ему боль, это вполне нормально, ведь он сам столько мучил ее. Он даже задается вопросом, не повлияло ли литературное творчество – мышление от лица вымышленных персонажей – на снижение его чувствительности к эмоциям реальных людей. В отрывке, где он непривычно для самого себя обращается к ней на «ты», Замятин добавляет: «Ну, Бог с ней – с психологией. Во всяком случае, вот чему должна верить: вероятно, единственный человек, чью боль я чувствую как свою – это ты» (5 августа). За девять дней он пять раз сменил номер в гостинице в поисках тишины и покоя и задумался о том, что, возможно, только Лебедянь подходила ему как место для полноценного отдыха. Но вскоре он уже хорошо питался, наслаждался ваннами и оборачиваниями во влажные полотенца, хотя и чувствовал, что его мозг при этом превращается в желе. В какой-то день он рассказал знакомому журналисту о своей пьесе про Атиллу: «…и показалось, что это – ни к чему, что на театре ничего хорошего из этого не выйдет, что получается какая-то советская пьеса. Это у меня-то! Даже карандаш сломал» (2 сентября). Через неделю он решил уехать из Кисловодска, к 20 августа вернувшись в Москву. Здесь он узнал, что спектакль «Блоха» все так же собирал аншлаги, а МХАТ с нетерпением ждал, когда он прочтет им своего «Атиллу». Читка прошла не слишком удачно, и он начал понимать, что пьеса нуждается в серьезной переделке. Когда он был в театре, его пригласили на первую читку новой пьесы Булгакова, которая будет поставлена в следующем году и станет сенсационным спектаклем «Дни Турбиных» (по мотивам романа «Белая гвардия»).