Нам кажется, что, говоря о зарождении и расцвете баллады как жанра народной поэзии, приходится устанавливать не точную хронологию (что, как мы видим, весьма и весьма нелегко), а соответствие того или иного типа баллад определенной стадии социального развития с присущим ей мироощущением и образом мышления. Стадия эта отнюдь не укладывается в строгие рамки хронологии. Так XV век, который бесспорно считается временем расцвета балладного жанра, для Скандинавии п Германии не означает одной и той же ступени исторического развития, хотя в обеих странах царил феодальный порядок. В XVI в. в Лондоне уже ощущалось влияние культуры Возрождения, а североанглийские и шотландские крестьяне во многом еще не вышли за пределы досредневековых представлений. Само понятие средневековья тоже не является однозначным. В средневековой Европе уживаются восточный дуализм, мистика, христианизированная античная философия и язычество в его самых разных проявлениях. Средневековая культура многолика, противоречива и внутренне контрастна, и это ощущается в произведениях поэзии и искусства. Отражая действительность под определенным углом зрения, они воплощают разные черты мировосприятия, и именно по этому воплощению мы и можем судить о той стадии, когда эти произведения создавались.
Мироощущение, пронизывающее английские баллады, выражается и в их содержании, и в их форме. О содержании и тематических циклах баллад уже говорилось в статье В. М. Жирмунского: к этой классификации можно было бы добавить еще баллады бытовые (типа баллады «Старуха, дверь закрой!»). Вся эта тематика получает в балладах особую разработку.
Из баллад любовных В. М. Жирмунский выделяет группу баллад, в которых силен фантастический элемент (среди них «Верный сокол», «Леди и кузнец», «Клятва верности», «Демон-любовник»). Но иногда фантастический элемент вообще становится главенствующим и любовная тема отходит на задний план или совсем исчезает («Томас Рифмач», «Баллада о двух сестрах», «Женщина из Ашере Велл», «Поездка на ярмарку») .
Почти все названные баллады и большинство других из этой же группы записаны в XVIII—XIX вв., тем не менее основа их — несомненно архаичная и напоминает о пережитках языческого прошлого[6]
. Действительно: говорящий сокол оказывается верным помощником влюбленных («Верный сокол»); герои баллады соревнуются в магии и превращаются в различных животных и птиц («Леди и кузнец)», душа погубленной девушки живет в ее волосах («Две сестры»); феи и эльфы похищают людей («Томас Рифмач»); мертвецы встают из гроба и приходят к тем, кого они любили при жизни («Клятва верности», «Демон-любовник», «Женщина из Ашере Велл»). Однако в большинстве баллад чувствуется некоторое влияние христианства, хотя его отпечаток иногда оказывается более глубоким, иногда — более поверхностным. Так, в «Песне нищих» возникает настоящий традиционный образ ада, а в «Поездке на ярмарку» он только подразумевается; в ад везет свою возлюбленную демон-любовник, пришедший из загробного мира («Демон-любовник»), а мертвый жених Вильям приводит Марджери прямо на кладбище, к своей могиле, где вместе с ним похоронены его жены и дети, как в могилах викингов («Клятва верности»), и даже упоминание об аде и рае в одной из версий этой баллады не меняет ее языческого характера. Мертвые сыновья крестьянки из Ашере Велл, хотя и пришли к ней из рая, садятся вместе с ней за стол и едят, как живые. В этой балла* де все конкретно, материально, так что сами христианские понятия приобретают эту конкретность: мы узнаем, например, что у врат рая растет береза, чьей корой украшены братья из Ашере Велл. Христианизированное язычество с его верой в эльфов и фей, восходящей к древнегерманской и кельтской мифологии, верой в оживающих мертвецов, волшебство и метаморфозу, уже само по себе свидетельствует о средневековом укладе, породившем баллады, так как именно средневековье характеризуется таким смешением языческих и христианских представлений.