Английские письма или история кавалера Грандисона

Об сестры легко могли уразумть, что сіе учинено было подъ тмъ видомъ, дабы подать на сколько минутъ отдохновенія сей нещастной женщин и дабы улучить время обьявить имъ, какъ онъ намренъ съ нею поступить. Какъ скоро она вышла, то онъ говорилъ имъ: позвольте мн васъ просить, любезныя мои сестрицы, судитъ о мн нсколько благосклонне въ семъ случа. Я ни малаго не имю намренія васъ огорчить, но, дйствительно, мы должны разполагать наши поступки по достоинству сей бдной женщины. Память нашего родителя принимаетъ въ томъ участіе. Долженъ ли онъ былъ отдавать намъ отчетъ въ своихъ дяніяхъ? Равномрно должна ли она отдавать намъ въ своихъ? Они оба ни отъ кого не зависли. Конечно намъ надлежитъ платить справедливостію Гже. Олдгамъ за ея права, великодушіемъ, для собственной нашей чести, и благодяніемъ ради такого родителя, которому вы обязаны жизнію, и всемъ тмъ, что почитаемъ отличными выгодами по мннію людей. Г. Грандиссонъ обвиняетъ ее въ томъ, что она жила весьма пышно. То она ли тому причиною? А мы, естьли не забудемъ, кому обязаны нашею жизнію, можемъ ли обвинять въ томъ кого ниесть? Безпредльная склонность нашего родителя къ великолпію весьма извстна. Онъ любилъ сей домъ до чрезвычайности. Благородныя его склонности по всюду за нимъ слдовали. У меня есть нсколько его писемъ, въ коихъ онъ весьма похваляетъ домостройство Гжи. Олдгамъ. Не имлъ ли онъ власти разполагать своимъ имніемъ, какъ ему было угодно? Оно принадлежитъ намъ токмо по его кончин, Онъ могъ разточить оное еще боле. Сіе домостройство Гжи. Олдгамъ составляетъ единый предметъ, на которой должны мы обратитъ все наше вниманіе, и мы находимъ оное въ ея пользу. Естьли родитель мой не весьма много оказывалъ милости къ дочерямъ своимъ, то он должны радоваться, что заслужили отъ него то, что было бы гораздо благополучне естьлибъ он оное получили; а какъ всякому извстно, что родители имютъ полную власть надъ дтьми своими, то весьма для нихъ похвально, что оной покорялись. Онъ могъ бы дать Гж. Олдгамъ такую титлу, котораябъ составила для насъ долгъ почитать ее. Сестры мои отъ природы получили благородную душу. Он суть дочери самой великодушнйшей и снисходительнйшей изъ всхъ матерей. Г. Грандиссонъ весьма далеко простиралъ свою жестокость; ибо я увренъ, что оная не отъ васъ произошла, но онъ конечно не имлъ другаго намренія, выключая того, дабы намъ услужишь; съ другой стороны, не можно избжать чтобъ не видться съ сею нещастною женщиной; я хотлъ разсмотрть ея поведеніе прежде, нежели представлю ее на вашу милость. Не довольно ли уже она унижена? Я сожалю о ней отъ искренняго сердца. Она любила моего родителя. Я не сумнваюсь, чтобъ она въ тайн не проливала слезъ о немъ; хотя не сметъ въ томъ признаться, ни уважить любовь свою. Разв мы не можемъ почитать ее единственно за такую смотрительницу, которой онъ препоручалъ сіе помстье? Весьма достойно насъ заставить публику думать, что мы не иначе ее щитаемъ какъ подъ симъ званіемъ. Чтожъ касается до чувствительныхъ доказательствъ нещастныя невинности! колико я сожалю, что то, которое составляетъ утхи другихъ матерей, не могло здсь быть иначе, какъ предметомъ стыда: но будемъ остерегаться разглашать т погршности, кои заключаютъ въ себ сихъ двухъ виновныхъ. Чтожъ долженъ я сказать боле? Мн весьма было бы прискорбно, говоритъ боле; а можетъ быть я сказалъ уже съ лишкомъ много. Таковыя обстоятельства не позволяютъ мн придать къ нимъ всей силы. Любезнйшія мои сестрицы, я прошу васъ изъ милости отдать на мое попеченіе сіе дло. Я нимало не думаю, чтобъ могъ требовать того такъ какъ права! Я презиралъ бы самаго себя, естьлибъ способенъ былъ изліять жестокость на кого нибудь изъ тхъ, коего бы кончина моего родителя подвергла въ мою власть: но вы до чрезвычайности меня обяжете тмъ снисхожденіемъ, коего я у васъ прошу изъ милости.

Он отвчали на оное токмо пролитіемъ слезъ. Толико трогательныя представленія смягчили ихъ до такой степени, что он не въ состояніи были произнести ни единаго слова. Не взирая на то, возвращеніе Гжи. Олдгамъ, которая сама принесла имъ шоколаду, подало случай къ новымъ строгимъ поступкамъ. Он принимали оной съ нкіимъ движеніемъ плечь, и безъ всякой учтивости; въ то вреия Сиръ Карлъ, будучи опечаленъ таковою жестокостію, поторопился взятъ самъ чашку, которую поднесъ Гж. Олдгамъ, и принудилъ ее принятъ оную, По окончаніи завтрака онъ предложилъ ей начатъ осматривать покои. Пожалуйте войдемте на верьхъ сказалъ онъ ей, я прикажу растворить двери, а мои сестрицы, по милости своей, потрудятся за нами слдовать.