Английские письма или история кавалера Грандисона

По окончаніи сихъ словъ, онъ мн показался въ такомъ смущеніи, Что не могъ бы отвчать на мои вопросы, хотя бы я и въ силахъ была требовать отъ него другихъ изъясненій.

О Люція! о дражайшіе мои друзья! теперь вы видите и основаніе тайны. Могу ли я быть столь же нещастна какъ онъ и его Клементина! Г. Барлетъ справедливо говоритъ, что Сиръ Карлъ нещастливъ. Онъ самъ можетъ уврить, что довольно претерплъ и отъ добродтельнйшихъ женщинъ. Онъ можетъ жаловаться, что многія ночи проводитъ безъ сна. Нещастная Клементина, повторяю я посл его. Скажемъ также, нещастный Сиръ Карлъ! Но когожъ, любезная моя, почитаешь ты щастливою? Конечно не твою

Генріетту Биронъ.

ПИСЬМО LІІ.

Генріетта Биронъ къ Люціи Сельби.

Тогожъ дня.

Печальныя мои мысли принудили меня оставить перо: но теперь начинаю я писать другое письмо. Я не намрена уже оканчивать оное на такомъ мст, на коемъ я въ первомъ остановилась.

Сиръ Карлъ видя сколько я была тмъ тронута позабылъ собственную свою печаль, дабы возхвалить во мн то, что называетъ человколюбіемъ. Я нсколько разъ ссылался вамъ, сказалъ онъ мн, на изьясненія Доктора Барлета. Я попрошу его сообщитъ вамъ вс т подробности, кои онъ отъ меня получилъ. Вы, Сударыня, принося великое утшеніе друзьямъ вашимъ своими письмами, можетъ быть сыщете въ такой исторіи чмъ можно удовольствовать ихъ любопытство. Я могу положиться на ихъ скромность; ибо не отъ одной ли крови они съ вами происходятъ?

Я поблагодарила его однимъ только наклоненіемъ головы: я не въ состояніи была учинитъ другаго.

Я уже сказалъ вамъ, Сударыня, что весьма много тронутъ былъ сожалніемъ, но честь моя непорочна: такъ думаю я о моемъ состояніи. Когда вы разсмотрите все, что сообщить вамъ Докторъ Барлетъ, тогда удобне можете судить о истинн обстоятельствъ. Нтъ ни одной въ свт женщины, коей бы почтеніе было для меня драгоцнне почтенія Миссъ Биронъ.

Все то что я слышала, сказала я ему, не довольноли бы было для всякаго человка желать чтобъ несчастная Клементина… Ахъ Люція! голосъ мн измнилъ: я обличила себя лживостію. Однако не должна ли я на глубин моего сердца окончитъ то, что хотла выразить словами? Връ, любезная Люція, что сердце стсняется отъ любви. Я утвердилась въ томъ повторяемымъ опытомъ! не всегда ли меня почитали доброю, великодушною и несамолюбивой? Каковажъ я теперь?

Наконецъ, Сударыня, началъ онъ опять свой разговоръ… и не продолжая дале, хотлъ взять меня за руку, но съ такимъ видомъ, которой ясно показывалъ его замшательство, съ такою нжностію, которая изьявлялась въ его взорахъ съ такимъ почтеніемъ, каковое видно было во всхъ его поступкахъ… Онъ только до оной куснулся и отдернувъ свою назадъ говорилъ: чтожъ сказать мн боле, Сударыня? Я не понимаю, что долженъ къ тому присовокупить; но я вижу ясно, что вы имете о мн сожалніе. Вы сожалете также и о нещастной Климентин. Честь мн запрещаетъ… но честь мн и приказываетъ.… однако я не хочу быть несправедливъ, неблагодаренъ и корыстолюбивъ! онъ всталъ со своего стула. Сколько я вамъ обязанъ, Сударыня, за то снизхожденіе, которое вы имли слушая мое повствованіе! я ето употребляю во зло. Простите мн за смущеніе разпространенное мною въ такомъ сердц, которое способно къ столь нжному пристрастію, и оказавъ мн глубочайшее почтеніе онъ удалился съ торопливостію, какъ будто бы опасался показать мн все свое движеніе.

Посл сего я пребыла нсколько минутъ неподвижною или совершенною статуею, взирая то на ту то на другую сторону, какъ будто бы старалась сыскать свое сердце, и какъ почитала его пропадшимъ безъ всякой надежды, то источникъ слезъ, полившійся въ столь нужное время изъ глазъ моихъ, возвратилъ мн прежнее чувство и движеніе. Миссъ Грандиссонъ видя что ея братъ вышелъ ждала нсколько минутъ, опасаясь чтобъ тонъ опять не возвратился; но услыша мои вздохи она прибжала ко мн съ разпростертыми руками. О любезная Генріетта! сказала она обнимая меня; что съ тобою сдлалось? Сестрицу ли я свою обнимаю? родную ли свою сестрицу Грандиссонъ?