Английские письма или история кавалера Грандисона

А насъ, Сударыня, продолжалъ онъ обратясь къ ней, Миссъ Жервинсъ проситъ принять, какъ бы отъ господина Огары, таковую же сумму на обыкновенныя издержки; и деньги будутъ выдаваемы вамъ или ему, но коими одни вы располагать будете по своему изволенію, Сударыня, ни мало въ томъ не завися отъ васъ, Г. Огара.

Боже мой? вскричалъ Маіоръ, сколь я смущенъ, государь мой, тмъ что здсь въ первой нашъ приходъ происходило! Не возможно противустоять толикому благодушію, и при семъ вставъ подошелъ къ окну, а Капитанъ повторялъ: Боже мой! и другія подобныя возклицанія, коихъ я упомнишь не могу; по тому что я плакала, какъ ребенокъ. Какъ! Государь мой, сказала моя матушка, ста фунтовъ Стерлинговъ каждой годъ! Не ето ли вы разумете. Такъ, Сударыня. И сіи сто фунтовъ будутъ мн платимы съ такимъ великодушіемъ, какъ будтобъ я тмъ не дочери своей, но своему мужу была обязана? Боже милостивой! Сколь вы меня смущаете, государь мой! Какой стыдъ и угрызенія совсти возбуждаете мы въ моемъ сердц! и слезы полились у нее въ такомъ же изобиліи, какъ у меня.

О Сударыня! сказала мн сія любезная двица, прервавъ сама свою рчь, и обнимая меня, сколь сердце ваше тронуто! Чтобъ тогда было, естьлибъ и вы съ нами тамъ находились?

Докторъ Барлетъ, начала она продолжать свое повствованіе, пришелъ къ намъ въ то время, какъ начали пить чай. Мой попечитель не хотлъ, чтобъ служители, кои сами туда приходили, намъ прислуживали. Во все то время слышимы были одни только похвалы и обты о благополучіи. Взоры и движенія изьявляли одно удивленіе и признательность. Какою радостію сердца всхъ восхищались, вы ето представить можете, Сударыня. Не сладостно ли составлять щастіе другимъ? Ахъ! безъ сумннія, сколько особъ попечитель мой сдлалъ благополучными! Вы должны ему сказать, Сударыня, чтобъ мене ко мн былъ милостивъ. Я не знаю, что съ собою длать. Я опасаюсь, чтобъ наконецъ не стала его обожать. Но естьли же онъ перестанетъ поступать со мною съ такою нжностію, то что будетъ со мною? Я прибгну къ слезамъ; обращу гнвъ свой противъ самой себя, и буду думать, что онъ ничего хулы достойнаго сдлать не можетъ. О! Емилія, душа моя! прервала я ея речь, умрь свою благодарность; она занимаетъ всю твою справедливую душу, но что худаго вы тутъ находите, Сударыня? Можетъ ли доброе сердце быть неблагодарно? Г. Барлетъ говоритъ, что нтъ въ сей жизни истиннаго благополучія; такъ не лучше ли то, чтобъ наше нещастіе происходило отъ хорошей, а не отъ худой причины? Вы сами, любезная моя Миссъ Биронъ, длали меня иногда нещастною. Какъ? Вашими милостями, коихъ я не могла ни заслуживать, ни оказывать достодолжную, вамъ за то признательностъ.

Прелстная моя собседница продолжала свою речь; посл чаю мой попечитель отвелъ меня къ сторон и говорилъ? Емилія моя, [я люблю, какъ онъ называетъ меня своею Емиліею; но я думаю, что онъ со всми такъ ласково обходится.] Посмотримъ, что намъ сдлать съ сими двумя билетами, и въ то время положилъ мн въ руки два банковые билета, каждой въ 25 гиней. Можно имть, какую нибудь необходимую нужду. Разсудимъ, что ваша матушка за три мсяца предъ симъ вышла за мужъ: об выдачи можно начать съ прошедшаго Декабря. Я увижу при ихъ уход, моя Емилія, съ какою пріятностію вручите вы имъ сей небольшой подарокъ; а поступки Г. Огары намъ покажутъ, можетъ ли ваша матушка быть съ нимъ теперь щастлива, когда взаимная ихъ польза требуетъ, дабы они имли другъ къ другу нсколько угожденія. Но чтобъ такое предложеніе происходило совершенно отъ однихъ васъ.