Английские письма или история кавалера Грандисона

День къ отъзду моей двоюродной сестры Ревсъ назначенъ. Дражайшіе мои родственники не престаютъ мн оказывать своего снисхожденія; и я все еще остаюсь при томъ же намреніи, но я не поду, не увидясь прежде съ моею милою Нанси. Какъ? чтобъ я склонилась веселишь себя утхами, и перенесла печаль отъ той мысли, что оставила въ страданіяхъ и болзни дорогую свою пріятельницу, подая справедливыя причины думать, будто я по сему опасалась принять на себя нсколько труда, между тмъ когда я уврена, что могу облегчить по крайней мр ея сердце утшеніями нжнаго дружества! нтъ, моя Люція, врь мн, хотябъ я не имла столько великодушія, но столько однако имю самолюбія, что не подвергну себя столь сильнымъ угрызеніямъ совсти.И такъ будь уврена, что вскор увидишь твою

ГЕНРІЕТТУ БИРОНЪ.

ПИСЬМО ІV.

Генріетта Биронъ къ Люціи Сельби.

Лондонъ, 24 Генваря.

Мы пріхали въ городъ; ничто не недоставало къ удовольствію нашему въ сей поздк. Ты легко вообразить себ можешь, что Г. Гревиль и Г. Фенвичъ при первой нашей остановк намъ представились. Они постарались для насъ изготовить обдъ; но они сами отдадутъ теб отчетъ въ своихъ намреніяхъ.

Оба они возобновили свои угрозы, что будутъ слдовать за мною въ Лондонъ, если я тамъ проживу доле мсяца; но я съ лишкомъ далеко уже простираю свою благосклонность. Ты видишь, что ихъ дв недли вдвое увеличены.

Г. Фенвичъ сыскавъ случай поговорить со мною на един нсколько минутъ, заклиналъ меня, чтобъ я его любила. Г. Гревиль съ столь же усильными прозьбами понуждалъ меня объявить ему, что я его ненавижу; такое объявленіе, говоритъ онъ, составляетъ все, чего онъ теперь ни желаетъ. Весьма странно, присовокупилъ онъ, что не можетъ отъ меня получить ни любви, ни ненависти; ето чудное дло. Я съ обыкновенною своею вольностію обратила его жалобы въ шутку, и отвчала ему, что еслибъ я и могла кого ненавидть; но онъ такой человкъ у коего бы мене недоумвалась я въ семъ случа обязать. Онъ весьма меня за то благодарилъ.

Сія два господчика хотятъ, кажется, провожать насъ дале, но какъ они никогда пути своего не оставляютъ, то захотлибъ хать и до самаго Лондона, а тамъ мало по малу приставалибъ они къ намъ и во все время, которое я тамъ прожить намрена. Входя въ коляску я весьма важнымъ видомъ просила ихъ насъ оставить. Фенвичъ … другъ мой… сказалъ Гревиль, надобно воротиться назадъ. Миссъ Биронъ показываетъ свой важной видъ, важность на ея лиц довольно ясно выражаетъ намъ ея волю. Они весьма почтительно со мною простились, однако я ихъ благодарила за учтивость, что они на прозд нашемъ намъ представили свои услуги, а особливо за ту милость, что насъ оставили. А особливо, повторилъ Гревиль: ахъ сударыня, чегобъ вамъ стоило пощадить насъ отъ сей жестокости, пойдемъ, Фенвичъ, сказалъ онъ другому, удалимся; соединимся еще на нкое время, дабы нсколько насладиться теперешнимъ удовольствіемъ, а потомъ повсимся.

Должно было прохать намъ, какъ теб не безъизвстно, мимо воротъ парка Г. Орма, онъ и самъ тамъ стоялъ у большой дороги; я не прежде его примтила, какъ весьма уже близко къ нему подъхали; онъ поклонился намъ даже до земли съ такимъ печальнымъ видомъ, что меня тронулъ. Бдной Г. Ормъ! я желалабъ хотя одно слово сказать ему мимоздомъ, но лошади весьма скоро бжали! за чемъ он такъ скоро бжали? однако я подняла свою руку и высунула сколько могла голову изъ коляски, чтобъ съ нимъ поздороваться. О Миссъ Биронъ, вскричала при семъ Гжа. Ревсъ! Г. Ормъ? конечно есть тотъ щастливой смертный… Я отвчала, что еслибъ ея догадка была справедлива, то не оказалабъ я того усердія, кое она примтила; но мн кажется, что я весьма была бы рада, когдабъ однажды могла сказать, простите Г. Ормъ; ибо Г. Ормъ весьма хорошій человкъ. Сердце мое чувствовало еще нжность при прощаніи съ дражайшею нашею фамиліею меня обнимавшуію; а ты знаешь, моя дорогая, что и слабое впечатлніе въ такомъ состояніи весьма легко дйствуетъ.

Домъ Г. и гжи. Ревсъ соотвтствуетъ ихъ имнію, т. е. онъ очень хорошъ и съ лучшимъ вкусомъ убранъ. Гжа. Ревсъ, зная что я страстно люблю писать, и что много писемъ отъ меня ожидаютъ, велла мн наготовитъ довольно бумаги, перьевъ и чернилъ; она мн охотно позволила немедлнно занять свои покои, дабы повиноваться моимъ друзьямъ, кои, какъ ты знаешь, приказали мн увдомлять ихъ о себ съ самаго нашего сюда прізда и къ теб обыкновенно надписывать мои письма. Но что могу я теб въ столь короткое время написать? Мои покои чрезвычайно хороши; не большое собраніе самыхъ отборныхъ книгъ, составляетъ въ немъ самое лучшее для меня украшеніе, выключая однако мои перья и чернила, коимъ я ничего предпочесть не должна, потому что помощію ихъ надлежитъ мн приноситъ нкое увеселеніе въ замокъ Сельби своими разсказами, кои въ ономъ привыкли сносить съ толикимъ снизхожденіемъ.