«Толстяк» и «умница» по-прежнему не подавал признаков жизни. Он лежал в одеялах, глазки в потолок, и эти глазки не были вполне признаком: а смотрит он или просто они открыты?
– А вот ещё глянь-ка... – Люся одним движением извлекла из-под кровати пластмассовый ящик. Это была тара из-под мандаринов – чёрные ящики-корзины, такие за овощным магазином всегда валяются, а крышками от них соседка клумбу огораживает...
– Ну, иди, иди... – подозвала Люся, хотя Яна и так стояла совсем рядом. И уже увидела, уже поняла, кто в ящике. Крысята!
– Хорошо хоть санитарку убедила, что нечего ей тут делать. А то вот бы ей сюрпризик, да? – Люся сняла крышку и принялась всё показывать и рассказывать: – Это – поилка. Обрезала стаканчик, прикрутила, чтоб не переворачивали. Это – подстилка. Почему такая? Больше не было! А этот линолеум тут за батареей валялся... Мы с тобой как-нибудь во вторую палату спутешествуем. Там, говорят, ремонт, может, мы и другую подстилку... Так... Это – вход. На входе что? Правильно. Шторка. Почему большая? Меньше не было!
Шторка – носовой платок – действительно была великовата. Яна, состроив вопросительную мордочку, показала двумя пальцами ножницы.
– Чик-чик? – переспросила Люся. – Да нет, чик-чик не нужно. Вот так я подворачиваю – и детсадик этот не разбегается. И в то же время Трапеция свободно заходит. И выходит, и заходит – полная свобода, у нас же отель, а не тюрьма. Вот сейчас её, как видишь, нету. Есть только эти...
Эти – четверо – носились по «отелю», а пятый спал.
– Соня она, это точно, – расплылась Люся в улыбке, перехватив Янин взгляд. – Они, знаешь, все разные! Абсолютно. Соня спит, Бегун бежит, Ройка что-то копает, Виля красуется, а вот это – Философ. Он всё время наружу выглядывает. Родную морду – да в окружающий мир. И как же, ты думаешь, окружающий мир реагирует? – Люся щёлкнула Философа по высунутому носу. Тот отпрянул и замер. – Задумался!
Яна сделала жалостливое лицо.
– А как ты думала, детка! Философия. Философия – это ж всегда пО носу, по-другому не бывает!
Из одеял послышалось кряхтенье. Яна вздрогнула. Вздрогнула и замерла – прямо как Философ. Ей вдруг стало страшно не по себе. Ведь она – только что – забыла о Гоше. Просто забыла и всё. Пока на крысят смотрела, на весь этот детсад-отель...
– Перевернуться хочет, – погладила Люся тонкую Гошину ножку. – Опять хулиганит! А разве не эгоист? Видит же, что мы разговариваем!