Анна Каренина. Черновые редакции и варианты

Вернувшись домой, Алексй Александровичъ не прошелъ къ себ въ кабинетъ, какъ онъ это длалъ обыкновенно, а, спросивъ, дома ли Марья Александровна (сестра), и, узнавъ, что ея тоже нтъ дома, вошелъ на верхъ не раздваясь и, заложивъ за спину сцпившіяся влажныя руки, сталъ ходить взадъ и впередъ по зал, гостинной и диванной. Образъ жизни Алекся Александровича, всегда встававшаго въ 7 часовъ и всегда ложащагося въ постель въ половин 1, былъ такъ регуляренъ, что это отступленіе отъ привычки удивило прислугу и удивило самаго Алекся Александровича, но онъ не могъ лечь и чувствовалъ, что ему необходимо объясниться съ женой и ршить свою и ея судьбу.

Онъ, не раздваясь, ходилъ своимъ[821] слабымъ шагомъ взадъ и впередъ по звучному паркету освщенной одной лампой столовой, по ковру темной гостиной, въ которой свтъ отражался только въ большое зеркало надъ диваномъ, и черезъ ея кабинетъ, въ которомъ горли дв свчи,[822] освщая красивые игрушки, такъ давно близко знакомыя ему, ея письменнаго стола, и до двери спальни, у которой онъ поворачивался.[823]

Онъ слышалъ, какъ въ спальню вошла[824] Аннушка, горничная, слышалъ, какъ она выглянула на него и потомъ, какъ будто сердясь на то, что онъ такъ непривычно ходить не въ своемъ мст, стала бить подушки, трясти какими то простынями.

Вс эти столь привычные предметы, звуки[825] имли теперь значеніе для Алекся Александровича и мучали его.

Какъ человку съ больнымъ пальцемъ кажется, что какъ нарочно онъ обо все ушибаетъ этотъ самый палецъ, такъ Алексю Александровичу казалось, что все, что онъ видлъ, слышалъ, ушибало его больное мсто въ сердц.

На каждомъ протяженіи въ своей прогулк и большей частью на[826] паркет свтлой столовой онъ останавливался и говорилъ себ: «Да, это необходимо ршить и прекратить и высказать свой взглядъ на это и свое ршеніе. Но высказать что же и какое ршеніе? Что же случилось? Ничего. Она долго говорила съ нимъ. Ну, что же?[827] Можетъ быть, я вижу что то особенное въ самомъ простомъ, и я только подамъ мысль»... и онъ трогался съ мста; но какъ только онъ входилъ въ темную гостиную, ему вдругъ представлялось это преображенное, мелкое, веселое и ужасное выраженіе лица, и онъ понималъ, что дйствительно случилось что то[828] неожиданное и страшное и такое, чему необходимо положить конецъ, если есть еще время. Онъ входилъ въ кабинетъ и тутъ, глядя на ея столъ съ лежащей наверху малахитоваго бювара начатой запиской, онъ живо вспоминалъ ее тою, какою она была для него эти 6 лтъ — открытою,[829] простою и довольно поверхностною натурою, вспоминалъ ея вспыльчивость, ея несправедливыя[830] досады на него[831] и потомъ простое раскаяніе — слезы дтскія почти и нжность, да, нжность. «А теперь? Нтъ этаго теперь, рже и рже я вижу и понимаю ее, и больше и больше выступаетъ что то новое, неизвстное. Есть же этому причина». Вспоминалъ онъ тоже свое часто повторявшееся въ отношеніи ея чувство своей недостаточности. Онъ вспоминалъ, что часто она какъ будто чего то требовала отъ него такого, чего онъ не могъ ей дать, и какъ онъ успокоивалъ себя, говоря: нтъ, это мн только такъ кажется. А, видно, было что то между ними, и вотъ эта трещина оказалась.

«Все равно, я долженъ объясниться и разршить все это».

Румяное, круглое лицо съ огромнымъ шиньономъ въ блйшихъ воротничкахъ высунулось изъ двери спальной.

— Извольте ложиться, Алексй Александровичъ, я убралась,[832] — сказала Аннушка.

Алексй Александровичъ заглянулъ въ спальню, и вдругъ при вид этой горничной и при мысли о томъ, что она догадывается[833] или догадается, почему такъ непривычно во 2-мъ часу не ложится спать ея баринъ, чувство[834] отвращенія[835] къ жен, къ той, которая ставила его въ унизительное положеніе, стрльнуло въ сердце.

— Хорошо, сказалъ онъ[836] и, прибавивъ шагу, направился опять къ столовой.

У подъзда зашумли. Алексй Александровичъ вернулся въ ея кабинетъ и, сдвинувъ очки, близко посмотрлся въ зеркало. Лицо его,[837] желтое и худое, было покрыто красными пятнами и показалось ему самому отвратительно.

«И[838] неужели это такія простыя, ничтожныя событія и признаки — вечеръ у Княгини, то, что я не легъ спать въ опредленное время, это мое разстроенное лицо, — неужели это начало страшнаго бдствія?»

Да, какой то внутренній голосъ говорилъ ему, что это было начало несчастія. Что несчастіе уже совершилось, хотя еще не выразились вс его послдствія. «Но всетаки я долженъ высказать и высказать слдующее», и Алексй Александровичъ ясно и отчетливо пробжалъ въ голов весь конспектъ своей рчи къ ней: 1) воззваніе къ ней и попытка вызова на признаніе и вообще откровенность съ ея стороны 2) религіозное объясненіе значенія брака 3) ребенокъ и онъ самъ — ихъ несчастье 4) ее собственное несчастье.