Аллена будто плавило в его руках — он еще слабо трепыхался, но все больше притягивал, а не отталкивал, и это в некотором смысле обнадеживало. Хотя, судя по отрывистым фразам, сам капитан наверняка будет жалеть об этом.
Он ведь будто и правда не хочет этого.
Сказал же, что это всего лишь химия.
Правда, Тики так не считал. То, что копилось в нем, казалось, только-только нашло выход, и это не было просто химией — это было чем-то определенно большим, и хотя парень прекрасно осознавал, что поступает неправильно, остановиться он был совершенно точно не в силах.
Наверное, он не смог бы, даже если бы попытался себя заставить.
Потому что Уолкер в его руках оказался настолько пленительным и прекрасным, таким манящим и притягивающим, что отказаться от этого уже было просто невозможно.
Не было наглой ухмылки. Не было высокомерности во взгляде. Не было фальшивости в движениях. Была сконфуженная искренность и частые судорожные вздохи, была лихорадочная дрожь и слёзы в испуганно-возбуждённых глазах, были искусанные до крови губы.
И Тики такой Аллен нравился — раскрытый и чувствительный, отвечающий на каждое прикосновение то коротким вздохом, то задушенным матом, он был совершенно другой.
Он был только его.
Настоящий.
Тики, совершенно опьянённый и окутанный этим приятным ароматом свежести, что накрывал землю после дождя, медленно поцеловал панически дёрнувшегося мальчишку в губы и несильно прижал к столу, лишая движения.
Тот судорожно вздохнул и снова попытался было отстраниться, но вскоре прижался к нему всем телом и приоткрыл рот, чувствительный как нарыв, как открытая рана. Тики скользнул языком по его нижней губе, прикусил ее, ласково поглаживая мальчишку по руке и снова действуя скорее по наитию, чем что-то умея.
Потому что, собственно, и не умел. Его не учили — его целовали сразу, временами насильно приоткрывая рот и стремясь вызвать естественную реакцию организма прикосновениями. Сам Тики никогда прежде никого не целовал, но если… если каждый раз это могло быть так — пожалуй, он не делал этого зря.
А может, это просто все Аллен, обреченно матерящийся и ерзающий под ним как уж, потираясь всем телом.
— Господи, Тики, ну… прекрати… — выдохнул он, в противовес своим словам жмурясь и откидывая голову назад, чтобы открыть шею. — Я же ведь… ты же…
— Я не буду жалеть об этом, — тихо произнес парень, нависая над ним и пересчитывая ладонями сквозь джемпер выступающие ребра. — И вам… не позволю.
Юноша судорожно вздохнул, выгнувшись в пояснице, и, широко раскрыв невозможно серые глаза, всхлипнул, как-то иронично хохотнув.
— Неправда, ты сбежишь, — ухмыльнулся он, вновь уродуя лицо кривой линией шрама. Словно специально обезображивал своё красивое лицо. — Ты же хочешь сойти, не так ли? — обречённо скривил Уолкер губы и разозлённо прошипел сквозь зубы, крепко зажмурившись и потеревшись телом о самого Микка: — Ненавижу, ненавижу, ненавижу, это нечестно, почему именно сейчас?..
— О-о-о, теперь — только если вы сами мне прикажете, — коротко поцеловав его в губы и этим заставив прекратить ухмыляться, отозвался Тики, помогая юноше сесть и крепко прижимая его к себе. — Вы же, кажется, не хотели, чтобы я уходил.
— Не хотел, — тихо, почти на грани шепота отозвался Уолкер, поднимая на него загнанные алчущие глаза. — Но я ведь…
Закончить Тики ему не дал — снова накрыл его губы своими и зарылся пальцами в волосы, ловя ртом молящий скулеж и спускаясь ладонями по спине к пояснице.
Это было странно. Это было приятно. Мальчишка, которого теперь и мальчишкой-то звать не хотелось, трепетно отзывался на любые его прикосновения, то выгибаясь, то лениво отстраняясь, словно сам неуверенный в своём желании сбежать.
Смотрел Аллен испуганно, как-то загнанно, как-то неверяще, но его дрожащие пальцы боязливо, осторожно гладили Тики по плечам, будто он не знал, что делать.
Микк вновь заметил, что левая рука его укутана в плотную перчатку.
Когда он задрал на юноше джемпер, тот встревоженно вскинул на него перепуганные глаза и оробело замотал головой, отчего Тики только сильнее захотелось снять эту чёртову тряпку.
Интересно, что под ней?
Наверное, тонкое гладкое тело, бледная молочная кожа, выступающие рёбра. И аккуратные мышцы, ведь у такого человека просто обязаны были быть мышцы.
Под джемпером и впрямь пряталось тонкое бледное тело с кубиками аккуратных мышц… испещренное, наверное, сотней шрамов.
Тики уложил капитана обратно на стол и легко — совсем легко, до щекотки — скользнул ладонями по его обнаженной коже, оглаживая тонкие линии старых отметин и заставляя поджать живот.
Припасть губами к набухшему от возбужденного трения соску было чем-то совершенно естественным. Тики устроился у Аллена между ног, притираясь своим пахом к его и абсолютно не заботясь о том, что Ковчег — это такой дурдом, в котором перекусить в пятом часу утра захотят не только они с капитаном.
Аллен застонал, звонкий и надорванный, когда Тики слегка прикусил ореол вокруг соска, и запустил ему в волосы руку, подаваясь вперед.