Читаем Античная метафизика: Страсти по бесплотному полностью

На то, что сфера смысла всегда целостна, указывал Леви-Стросс. Хотя заметим еще раз, что Лик бесконечного и множественного телесного мира, полагающий мир как 1) единство, 2) неповторимость и 3) индивидуальность, не имманентен миру, но обнаруживается лишь на поверхности смысла, которая образована многослойной рефлексией взаимодействия с Другим. То есть, в конечном счете, этот Лик возникает как результат взаимодействия дискретного отдельного-телесного бытия с Другим ему, всеобщим-бестелесным. В самом деле, если неповторимость – свойство, которое возможно относительно самого себя, то индивидуальность может быть лишь в поле как минимум еще одной – другой – индивидуальности. Сартр утверждает, что безличное трансцендентальное поле не имеет формы синтетического сознания личности или субъективной самотождественности, напротив, субъект всегда конституируется25. Всякий раз при высказывании конституируется субъект, и это происходит потому, что при высказывании осуществляется встреча-противостояние высказывающегося с Индивидуальностью мира, данной в плоскости смысла и воплощенной в материи этой плоскости – в языке – как предистолкованностъ мира. Но тогда субъекта высказывания – при посредстве Индивидуальности мира – в конечном счете конституирует Другой. Известно, что именно смысл активирует все остальные —посюсторонние – измерения предложения (сигнификацию, манифестацию и денотацию), связанные с наличными вещами. Смысл – опосредованно присутствующий Другой – таким образом оказывается возможностью и действительностью всех модусов высказывания, которые представляют человеческую индивидуальность на поверхности смысла.

Итак, изначально только Другой знает целостность мира и целостность любого частного бытия, ибо только Другой знает их лицо. Лицо – это поверхность, не то, что есть, но то, что выражает для Другого то, что есть. Чистой поверхности у действительного бытия нет, поверхность бытия как таковая неуловима: она ускользает в глубину; не будучи глубиной, она сливается с ней. Кожа – потому глубочайшее (П. Валери), что она трепещет жизнью глубины, излучает глубину, повествует о ней. "Внешняя поверхность плавно переходит во внутреннюю". Вообще поверхность – результат отношения одного о-пределенного другим бытия к другому, результат взаимо-полагания одного и другого. Телесное бытие, которое выводит метаморфозу на свою поверхность – это уже не претерпевание метаморфозы со стороны бестелесного, а значит не поглощение и не избывание этой метаморфозы в расторжении телесного бытия, что случается, когда метаморфоза осуществляется внутри телесного бытия, а, напротив, присутствие метаморфозы на поверхности бытия – это выражение метаморфозы претерпевающим ее бытием. Именно на поверхности бытие перестает быть чистым объектом и становится субъектом. Психоанализ находит, что индивид вынужден приспосабливаться не только к внешнему, но и к собственному внутреннему миру, ему необходимо постоянно восстанавливать равновесие между внешним и внутренним, стало быть, индивид как таковой, равный самому себе, индивид как субъект самого себя находится не вовне и не внутри себя, а на границе того и другого – на поверхности. Поверхность – место выражения. Функция выражения свидетельствует трансформацию чистой объектности бытия в субъектность, когда чуждое воздействие уже не просто претерпевается и избывается в мучительном расторжении, а встроено в структуру бытия как свое собственное. Выражение – это способ не избывания, но присутствия другого в воспринявшем его бытии. Если чуждое воздействие выходит на поверхность как выражаемое, то оно уже принадлежит имманентной глубине воспринимающего его бытия. Выйдя на поверхность как сокровенное и внутриположенное, изначально чуждое воздействие соотносится с самим собой, возвращается к самому себе как к инородному и внешнеположенному. Предмет, в котором осуществляется соотнесение всеобщего-бестелесного, рассеянного во всех пределах начала, с собой в качестве воплощенного, собирает, фокусирует всеобщее в конечном и конкретном, воплощает и концентрирует бестелесное в рамках телесного, выражает и, таким образом, возвращает "свое-иное" всеобщее-бестелесное во всеобщее-бестелесное как таковое, отчего интенсивность последнего усиливается многократно. Итак, телесное бытие может представлять собой воплощение всеобщего-бестелесного, отражающее всеобщее-бестелесное в само себя. Феномен соотнесения бытия с самим собой древние греки называли "душой" (Платон. Федр. 245 С-Е). Поэтому предмет, в котором происходит соотнесение всеобщего-бестелесного с самим собой, – это предмет одушевленный всеобщим-бестелесным, и как таковой – энтелехия. В энтелехии всеобщее-бестелесное встречается не с другим себе, но само с собой, движет не другое, но само себя, познает само себя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Забытые победы Красной Армии
1941. Забытые победы Красной Армии

1941-й навсегда врезался в народную память как самый черный год отечественной истории, год величайшей военной катастрофы, сокрушительных поражений и чудовищных потерь, поставивших страну на грань полного уничтожения. В массовом сознании осталась лишь одна победа 41-го – в битве под Москвой, где немцы, прежде якобы не знавшие неудач, впервые были остановлены и отброшены на запад. Однако будь эта победа первой и единственной – Красной Армии вряд ли удалось бы переломить ход войны.На самом деле летом и осенью 1941 года советские войска нанесли Вермахту ряд чувствительных ударов и серьезных поражений, которые теперь незаслуженно забыты, оставшись в тени грандиозной Московской битвы, но без которых не было бы ни победы под Москвой, ни Великой Победы.Контрнаступление под Ельней и успешная Елецкая операция, окружение немецкой группировки под Сольцами и налеты советской авиации на Берлин, эффективные удары по вражеским аэродромам и боевые действия на Дунае в первые недели войны – именно в этих незнаменитых сражениях, о которых подробно рассказано в данной книге, решалась судьба России, именно эти забытые победы предрешили исход кампании 1941 года, а в конечном счете – и всей войны.

Александр Заблотский , Александр Подопригора , Андрей Платонов , Валерий Вохмянин , Роман Ларинцев

Биографии и Мемуары / Военная документалистика и аналитика / Учебная и научная литература / Публицистическая литература / Документальное
Отцы
Отцы

«Отцы» – это проникновенная и очень добрая книга-письмо взрослой дочери от любящего отца. Валерий Панюшкин пишет, обращаясь к дочке Вареньке, припоминая самые забавные эпизоды из ее детства, исследуя феномен детства как такового – с юмором и легкой грустью о том, что взросление неизбежно. Но это еще и книга о самом Панюшкине: о его взглядах на мир, семью и нашу современность. Немного циник, немного лирик и просто гражданин мира!Полная искренних, точных и до слез смешных наблюдений за жизнью, эта книга станет лучшим подарком для пап, мам и детей всех возрастов!

Антон Гау , Валерий Валерьевич Панюшкин , Вилли Бредель , Евгений Александрович Григорьев , Карел Чапек , Никон Сенин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Зарубежная классика / Учебная и научная литература
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 3
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 3

Эта книга — взгляд на Россию сквозь призму того, что происходит в мире, и, в то же время — русский взгляд на мир. «Холодный восточный ветер» — это символ здоровой силы, необходимой для уничтожения грязи и гнили, скопившейся в России и в мире за последние десятилетия. Нет никаких сомнений, что этот ветер может придти только с Востока — больше ему взяться неоткуда.Тем более, что исторический пример такого очищающего урагана у нас уже есть: работа выходит в год столетия Великой Октябрьской социалистической революции, которая изменила мир начала XX века до неузнаваемости и разделила его на два лагеря, вступивших в непримиримую борьбу. Гражданская война и интервенция западных стран, непрерывные конфликты по границам, нападение гитлеровской Германии, Холодная война сопровождали всю историю СССР…После контрреволюции 1991–1993 гг. Россия, казалось бы, «вернулась в число цивилизованных стран». Но впечатление это было обманчиво: стоило нам заявить о своем суверенитете, как Запад обратился к привычным методам давления на Русский мир, которые уже опробовал в XX веке: экономическая блокада, политическая изоляция, шельмование в СМИ, конфликты по границам нашей страны. Мир вновь оказался на грани большой войны.Сталину перед Второй мировой войной удалось переиграть западных «партнеров», пробить международную изоляцию, в которую нас активно загоняли англосаксы в 1938–1939 гг. Удастся ли это нам? Сможем ли мы найти выход из нашего кризиса в «прекрасный новый мир»? Этот мир явно не будет похож ни на мир, изображенный И.А. Ефремовым в «Туманности Андромеды», ни на мир «Полдня XXII века» ранних Стругацких. Кроме того, за него придется побороться, воспитывая в себе вкус борьбы и оседлав холодный восточный ветер.

Андрей Ильич Фурсов

Публицистика / Учебная и научная литература / Образование и наука
История Французской революции: пути познания
История Французской революции: пути познания

Монография посвящена истории изучения в России Французской революции XVIII в. за последние полтора столетия - от первых опытов «русской школы» до новейших проектов, реализуемых под руководством самого автора книги. Структура работы многослойна и включает в себя 11 ранее опубликованных автором историографических статей, сопровождаемых пространными предисловиями, написанными специально для этой книги и объединяющими все тексты в единое целое. Особое внимание уделяется проблеме разрыва и преемственности в развитии отечественной традиции изучения французских революционных событий конца XVIII в.Книга предназначена читательской аудитории, интересующейся историей Франции. Особый интерес она представляет для профессоров, преподавателей, аспирантов и студентов исторических факультетов университетов.

Александр Викторович Чудинов

История / Учебная и научная литература / Образование и наука