Античная метафизика: Страсти по бесплотному

Энтелехия умна и наполнена интенсивным светом. Энтелехии имеют не только естественное происхождение, но могут быть продуктом человеческого творчества. Предмет-энтелехия создается художником, сознание которого объектно, стало быть, насколько им самим, настолько и помимо него (к примеру, так создавался памятник Петру I в Петербурге скульптором Этьеном Морисом Фальконе). В таких случаях говорят об интенсивном скрытом импульсе, идущем из самого сокровенного бытия, который посредством определенных исполнителей, сознание которых настроено на бессознательное, переходит в действительность в акте энтелехии. Но в чем заключается тайна аутентичного осуществления той или иной энтелехии? Вероятно, в тождественности предмета-энтелехии архетипическому образу; ее неотклоняемое воплощение гарантируется и является следствием непосредственной данности архетипического образа в вещи. Но это значит, что энтелехия принадлежит поверхности сущностей, отделяющей имманентность бестелесного от телесного.

Если энтелехию спроецировать на поверхность смысла, ее трансформированная включением в себя внешнего начала глубина не получит своего бытия на поверхности смысла. Энтелехия предстанет здесь лишь в качестве своей внешней конфигурации, как игра выразительных поверхностей, говорящих о всеобщем-бестелесном и поэтому излучающих интенсивный свет. Спроецированные в плоскость смысла, и так лишенные имманентности, усвоившей бестелесное, энтелехии оказываются совершенно организованными поверхностями, структурами "золотого сечения", принцип создания которых вечно и с исключительным упорством ищут человеческие титаны. Энтелехия, понятая не как бытие, но как совершенная структура, которую обтекает поток изменчивого бытия, и которая соотносится с вечностью, конституирует то направление мысли, соединяющей себя с всеобщим, что носит название аполлонизма.

Аполлонизм, по сути, полагает, что совершенные структуры и есть всеобщее и бестелесное, божественное, а стало быть, соединение человеческого бытия с совершенными структурами позволит наделить человека божественными предикатами.

Итак, сделаем краткие выводы. Человеческое телесное бытие соотносится с бестелесным:

1) не выходя изнутри себя и непосредственно претерпевая действие бестелесного, поглощая и избывая его в себе и рассеиваясь от этого воздействия, то есть претерпевая метаморфозу, которая суть функция бестелесного в отношении телесного;

2) телесное и бестелесное взаимополагают друг друга, формируя границу, проходящую "между" двух поверхностей, и присутствуют на этих поверхностях: поверхности, которая задана бестелесному телесным, – поверхности сущностей – архетипических образов, и поверхности, на которой является телесное для бестелесного, – поверхности смысла. Поверхность смысла в качестве автономной от телесного бытия и самодостаточной имеет свою имманентность, составленную фантазмами-структурами (Эон);

3) архетипический образ, содержащий в себе непосредственную данность всеобщего-бестелесного, неискаженно нисходит в телесность, результатом такого нисхождения является энтелехия; проекция энтелехии в плоскость смысла оказывается эмерджентом – совершенной конструкцией, открывающей божественное, структурой "золотого сечения", блестящей аполлонийской организацией поверхности, мифом, творимым вместе богами и людьми.

Архетипические образы как таковые и как энтелехии обуславливают мифологическое бытие человечества. С одной стороны, миф конституируется благодаря данности архетипического образа в двух своих ипостасях; именно в архетипическом образе источник бытия мифа, его жизненной интенсивности и способности организовать жизнь сообществ. Но, с другой стороны, миф – это ритуал, который по сути является узаконенным воспроизведением человеком божественных функций. Ритуал становится возможен на почве энтелехии, спроецированной в плоскость смысла и понятой в качестве конструктивной сущности божественного.