Античная метафизика: Страсти по бесплотному

Такие деятельностные структуры божественного достигают своего совершенства в аполлонийских богах. Античные аполлонийские боги воплощают не телесность в смысле весомой плоти, материальности и вещественности, а телесность как поверхность, как внешнюю форму; они — результат культивирования поверхности, посредством них поверхность достигает чистоты и самодостаточности, не нуждаясь в содержании, имманентности и глубине. Значит, понимая божественное как "другую" пластическую самость, то есть фальсифицируя бестелесное телесностью, аполлонийский миф тем не менее не может осуществить эту фальсификацию вполне, ибо божественное, бестелесное только концентрируется на телесной поверхности и не становится имманентным телесности. Аполлонийские боги — излучающая божественное телесная поверхность, не предполагающая никакого внутреннего содержания. Скорее по наитивной убежденности, нежели дискурсивно, Камилла Палья доказывает происхождение византийского религиозного искусства от античной скульптуры. Ни на византийской, ни на древнерусской иконе, продолжающей византийскую традицию, нет глубины божественного и святого тела, сложноорганизованная стереометрическая поверхность скульптурных изображений греческих богов упрощается до универсальной плоской изобразительной поверхности, полая стереометрия превращается в лик, в знак.

Культ и происходящее от него искусство является человеческой деятельностью по организации поверхностей. Искусство не только происходит от культа, но и подменяет, и, в конечном счете, исчерпывает собой культ, подобно тому, как расхищают архетипический образ человечески созданные, отклоненные в человечество копии этого образа. Кстати, уже олимпийских богов, одних из исторически ранних предметов культа, называют "objet d'art".

Сущностная отсылка к Другому, которую так или иначе утверждает и реализует миф, делает возможным то, что Другой становится истинно принципом человеческого перцептивного поля. Человеческий мир существует не только как организованный по человечеству, но и как организованный по принципу Другого. Поэтому появляется и "другой" античный космос, не внутриполостной, внутренний, замкнутый изнутри, а плоский: "в своем космосе эллины познавали и признавали только передний план при полном внутреннем отрицании вавилонской астрономии звездного неба… и рисовали они только передний план… и переживали тоже только явления переднего плана"³¹.

Если человеческая самость для грека пластична, телесна, имманентна телесности, то самость божественного достоверно известна лишь как стереометрическая поверхность. И таким образом отношение человеческого и божественного как двух взаимоположенных самостей – это отношение поверхностей. То, что в человеческой самости не поднимается к поверхности, не значится на ней, и не должно подниматься, значиться и восприниматься другим. Невыразимое и без-образное=безобразное должно оставаться сокровенным. Но что же, собственно, является невысказываемым и безобразным? То, что осуществляется по преимуществу внутри – непрерывное становление; трансформация поверхностей вторична и есть запаздывающее следствие внутреннего становления, поверхности упорствуют по отношению к становлению. "Судьба есть слово неподдающейся описанию внутренней достоверности"³². Ямвлих назовет судьбой сплошное внутреннее становление, неразличимую, а поэтому непознаваемую внутреннюю жизнь. В конечном счете неравновесность поверхности и внутреннего содержания, ограниченного и замкнутого этой поверхностью, приведет к концу античный аполлонийский миф.

Но в начале аполлонийского мифа боги из "хтонических" превращаются в классические (Аполлон Дафний обращается в Аполлона Мусагета). Хтонический бог соединяет в себе все: человеческое и нечеловеческое, благодетельное и губительное, причем так, что одно неотделимо от другого, одно есть другое. В рамках предлагаемой концепции хтоническое выражает отнюдь не "первобытное варево зарождения", не "породительное материнское болото" (К. Палья), а претерпевание метаморфозы, поглощение ее своей собственной внутренностью и расторжение телесной самости как результат метаморфозы. Хтоническое – это метаморфоза, не отделенная от своего предмета, подобно тому, как движение трудно отделить от движимого. Поэтому метаморфоза становится чистым страданием телесного, завершающимся его аннигиляцией. Хтонические боги, по существу, страшны для человека.