Антиклассика. Легкий путеводитель по напряженному миру классической музыки

Без сомнения, это было невероятно щедро со стороны мамы и папы, которые, как вы помните, были простыми учителями, а не нефтяными магнатами. И хоть моя скрипка – великолепный экземпляр, она все еще очень далека от самой дорогой скрипки в мире.

(Буквальная) цена мастерства

Давайте посмотрим на цифры. Только после этого мы сможем обсудить, что они на самом деле значат для музыкантов. Во-первых, инструменты не струнной группы не продаются по таким же астрономическим ценам. Стоимость медных инструментов высокого класса (кроме тех, что принадлежали Майлзу Дейвису или сделаны из платины) обычно не превышает 4–13 тысяч долларов, в зависимости от типа инструмента и модели. Трубы и валторны стоят максимум 4 тысячи, а тромбоны и тубы – самые дорогие. Духовые инструменты высшего уровня обычно стоят 10–20 тысяч долларов. Они не становятся более ценными со временем и портятся при частом использовании.

По ценности к струнным инструментам ближе всего фортепиано. Большинство концертных фортепиано в лучших залах мира оценивается в шестизначные суммы. Например, самая большая модель Steinway – «модель D» – стоит примерно 200 тысяч долларов, хотя точная цена зависит от места создания (Steinway, сделанные в Гамбурге, стоят дороже нью-йоркских). Bösendorfer и Fazioli примерно в той же ценовой категории. Есть и фортепиано, которые оцениваются в миллионы долларов, но вся их прелесть – в историческом значении или в украшениях на внешней части инструмента.

Они чаще выступают в роли мебели, а не источников музыки. В целом они не влияют на «фортепианный рынок».

Но вот несколько из них для забавы:

• The Steinway Alma-Tadema – кастомизированная модель D с ручной резьбой в греко-романском стиле и перламутровой инкрустацией, которая выглядит как то, что могли найти во дворце Креза. Продана за 1,2 миллиона долларов в Christie’s в 1997 году;

• пианино Джона Леннона, которое, в отличие от Alma-Tadema, больше похоже на библиотекаршу в застегнутой рубашке, будто компенсирующую дикость своей длинноногой сестры – «кабинетного рояля», – чтобы у их мелодраматичной, постоянно шокированной матери (органа) была хотя бы одна дочь, на которую она может положиться, приобрел Джордж Майкл за 1,67 миллиона фунтов стерлингов в 2000 году. (В этом случае вообще не важно, как пианино выглядит, верно?);

• Хрустальное фортепиано The Heintzman, на котором Лан Лан играл на открытии Олимпийских игр в Пекине в 2008 году, было продано за 3,2 миллиона долларов. Я бы заплатила ровно столько же, чтобы у меня дома не было хрустального фортепиано.

Но эти уникальные фортепиано, какими бы дорогими они ни были, все еще в разы дешевле скрипок. Вот вам для примера две продажи скрипок десятилетней давности:

• в 2011 Lady Blunt Страдивари[88]1721 года стала самой дорогой скрипкой в мире. Ее продали на аукционе за 15,9 миллиона долларов;

• в 2012 году ее опередила Vieuxtemps del Gesù, которая была продана за 16 миллионов долларов.

Большая часть списков самых дорогих инструментов начинается с этих скрипок, затем суммы резко падают до 3–4 миллионов. Но все данные устаревшие и всегда неполные.

Мы знаем про Lady Blunt Страдивари, потому что она продавалась публично ведущим аукционным домом Taris-io – дилером, который специализируется на высококлассных инструментах[89]. А вот Vieuxtemps del Gesù продавалась приватно. Мы знаем об этом только потому, что владелец хочет, чтобы мы знали. (Предположительно, скрипач, который получил эту скрипку в «пожизненное пользование», тоже не возражает. Я бы точно не была против.) Детали продаж такого высокого уровня, включая и те, что с тех пор побили рекорд Vieuxtemps del Gesù, конфиденциальны.

К счастью, у меня есть друзья в этом бизнесе, которые могут сказать нам, сколько – приблизительно – нужно копить на следующую Страдивари. Такие друзья, как Флориан Леонхард, важный эксперт подлинности инструментов и их поставщик, а еще человек, который всегда выглядит так, будто сошел с обложки GQ.

Когда я говорю, что он один из самых влиятельных экспертов в мире, я имею в виду, что у него есть власть выдавать сертификаты подлинности и его слово может присвоить ценность инструменту. Теоретически он мог бы сказать, что огурец – скрипка Страдивари, и овощ вошел бы в историю именно так. При условии, что никто не попытался бы на нем сыграть. Но Леонхард, конечно, никогда бы так не сделал, потому что единственное, о чем он беспокоится больше, чем о своей репутации, это его скрипки и Элли Су, потрясающая скрипачка (и моя бывшая одноклассница), случайно оказавшаяся его женой.