Антиклассика. Легкий путеводитель по напряженному миру классической музыки

ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНОЕ – И ОРГАН ПОЧТИ ТО ЖЕ САМОЕ, ЧТО ФОРТЕПИАНО:

• Токката и фуга ре минор, BWV 565 – Иоганн Себастьян Бах

СОЛО СО СЛУГОЙ (ТО ЕСТЬ АККОМПАНИАТОРОМ)

Они очень классные[144]

• Фантазия и вариации «Венецианский карнавал» – Жан-Батист Арбан

• Кантабиле – Никколо Паганини (чтобы вы могли увидеть его более лиричную сторону)

• Интродукция и рондо каприччиозо ля минор, соч. 28 – Камиль Сен-Санс

• «Наварра», соч. 33 – Пабло де Сарасате (в «Наварре» участвуют два солиста)

• «Цыганские напевы», соч. 20 – Пабло де Сарасате

• «Кармен-фантазия» – Франц Ваксман (основанная на темах из оперы «Кармен»)

Подражание

Мне никогда не давалась импровизация, отчасти поэтому меня так впечатлил изящный выход из положения той скрипачки, которая застряла в адской петле чаконы.

Когда я была маленькой, я могла спонтанно создавать посредственные произведения в общей стилистике классицистического периода, но: (а) это получалось, только когда я была одна, из-за чего мой бесполезный навык становился еще более бесполезным, и (б) в таких случаях я чаще подражала, чем сочиняла.

Импровизация не входит в набор навыков, необходимых классическим скрипачам, – только если вы не скрипачка, упомянутая выше. Но мне бы это пригодилось в туре Ботти. Остальные могли импровизировать и постоянно это делали. Сначала это сбивало меня с толку, потому что в моем желании не облажаться я записала все свои партии, изучала ноты и записи, как и с любым другим произведением, а затем выходила на сцену, ожидая – как и принято в классической музыке, – что все будут исполнять свои партии строго и последовательно.

Справедливости ради, в тот первый вечер группа приняла меня очень хорошо, так как они знали, что у меня было всего несколько дней на репетиции. Но как только я получила представление о топографии, они быстренько проехались по ней бульдозером. Со временем моя внутренняя карта стала более гибкой, и я привыкла к изменениям и перемещениям. Мешал только тот факт, что я никогда не могла присоединиться к их импровизации, что я была единственной, кто раз за разом повторял одни и те же ноты, какими бы импровизированными они ни казались. Это заставляло чувствовать себя мошенником.

Когда я только начала выступать с ними, я была слишком напугана недостаточностью подготовки, чтобы слушать другие части концерта. Я выходила на свои номера, а остаток времени проводила в гримерке, изучая свою партию и волнуясь о том, какие музыкальные махинации будут вытворять в этот раз. Но чем меньше трудностей я встречала в своей роли, тем больше времени я стала проводить в зале, слушая группу. Их виртуозность была поразительной, но их свобода, комфорт, креативность и преданность просто взорвали мой мозг. Ричи Гудс всегда находил самый заразительный ритм на бас-гитаре; Билли Чайлдс создавал такие ночные миры, о которых я и мечтать не могла, не то что придумать на месте; Билли Килсон уходил со сцены, обливаясь пóтом, после того как до последней капли вкладывал в свою ударную установку всю энергию и силу.

Они справлялись со всем, что бы ни происходило во время выступления, и отталкивались от этого. Они смеялись, играли риффы, дурачились. Они были лучше, чем пуленепробиваемые. Они – небоскребы, построенные с сейсмической изоляцией основы, наделенные неотъемлемой целостностью и готовые противостоять стресс-факторам выступления. А я – пирамидка из камней, которая становится хрупкой из-за собственной жесткости.

Одним вечером я стояла на парковке с нашим звуковиком Майки и ждала автобус до отеля. Это было ближе к концу тура, уже после того как свидание со Штефаном в опере напомнило мне, что музыка, которая всегда будет мне ближе всего, – это музыка Моцарта, Бетховена и Баха.

Мне всегда казалось, что Майки – невоспетый герой наших концертов. Все музыканты играли с усилителями, многие концерты проходили в акустически сухих залах (или на улице, где наше естественное звучание упало бы замертво). Задачей Майки было добавить реверберацию, глянец, проекцию, чтобы сделать сочным каждый звук по отдельности, а затем сбалансировать их, чтобы все вместе звучало красиво. Это было трудной задачей, и мне всегда казалось, что он заслуживает большего признания.

Именно поэтому, когда один из зрителей, проходящих мимо, похвалил мое выступление, я ответила что-то вроде: «О, это все Майки! Он занимается нашим звуком».

Только спустя несколько секунд я поняла, насколько странным был моей ответ, когда этот зритель неловко пробормотал: «Что ж, тогда ваши движения были потрясающими – как вы попадали в такт музыке».

Тогда я осознала: он подумал, что я была каким-то мимом. Или одним из тех надувных человечков у автосалонов, но в блестящем платье и на каблуках. Я заставила его поверить, что каждый вечер я выходила на сцену, улыбалась, кланялась, немного вертелась, а потом получала похвалы за то, что я на самом деле не играла.