Антология исследований культуры. Символическое поле культуры

Культурные особенности обладают существованием вне индивидуального сознания и независимо от него. Индивид приобретает свою культуру, научаясь обрядам, верованиям, техническим навыкам своей группы. Но сама культура не имеет и не может иметь существования отдельно от человеческого рода. Следовательно, математика, подобно языку, общественным установлениям, орудиям, искусствам и т. д., есть совокупный продукт многовековых усилий человеческого рода.

Великий французский ученый Эмиль Дюркгейм был одним из первых, кто это выяснил. Он обсуждает эту тему на первых страницах «Элементарных форм религиозной жизни». Он также – в «Правилах социологического метода» – специально разработал учение о природе культуры и ее отношении к человеческому сознанию. Конечно, отношение между человеком и культурой обсуждали и другие, но формулировки Дюркгейма особенно подходят для данной нашей дискуссии, и мы время от времени будем к нему обращаться⁸.

Конечно, математика есть часть культуры. Все люди наследуют от своих предшественников или окружающих современников, наряду со способами приготовления пищи, брачного поведения, религиозного поклонения и т. д., способы счета, вычислений и всего прочего, что делает математика. Математика есть, фактически, форма поведения: ответы принадлежащего к определенному виду приматов организма на ряд стимулов. Считают ли люди пятерками, десятками, дюжинами или двадцатками; отсутствуют ли у них слова для количественных числительных больше пяти или они обладают самыми современными и высокоразвитыми математическими понятиями, их математическое поведение определяется той математической культурой, которая завладевает ими.

Мы можем теперь видеть, как возникла и достигла расцвета вера в то, что математические истины и реальности находятся вне человеческого сознания. Они вступают в индивидуальное сознание, как говорит Дюркгейм, извне. Они вторгаются в его организм, снова процитируем Дюркгейма, подобно космическим силам. Любой математик, наблюдая за самим собой и за другими, может убедиться в том, что это так. Математику не выделяют, как желчь; ее пьют, как вино. Мальчики-готтентоты, как в отношении математики, так и во всех прочих отношениях, вырастают в повиновении и ведут себя в соответствии с математическими и другими особенностями своей культуры. Английские или американские юноши так же ведут себя в своих культурах. Нет ни малейших анатомических или психологических свидетельств, указывающих на наличие каких-либо врожденных, биологических расовых различий, столь же значительных, как различия, касающиеся математического или какого-либо другого рода поведения. Родись Ньютон в культуре готтентотов, он делал бы вычисления как готтентот. Люди, подобные Дж. Х. Харди, знающие как из собственного опыта, так и из наблюдений над другими, что математические понятия входят в их сознание извне, вполне понятно – однако ошибочно – заключают, что их источник и место находится во внешнем мире, независимом от человека.

Ошибочно, потому что альтернативой тому, что находится «вне человеческого сознания», служит не «внешний мир, независимый от человека», но культура, тело традиционного мышления и поведения человеческого рода.

Культура часто дурачит нас и искажает наше мышление. Мы склонны находить в культуре прямое выражение «человеческой природы», с одной стороны, и внешнего мира, – с другой. Таким образом, каждый народ расположен верить, что его собственные обычаи и верования суть прямое и верное выражение природы человека. Такова «человеческая природа»: жить в моногамии, ревновать свою жену, хоронить мертвых, пить молоко, появляться в обществе только одетым, называть детей брата своей матери словом «кузен», пользоваться исключительным правом на плоды собственного труда и т. д. – думают люди, если у них оказались именно эти обычаи. Однако этнография говорит нам, что среди народов мира имеется широчайшее разнообразие обычаев: есть народы, которые питают отвращение к молоку, практикуют полиандрию, одалживают своих жен в знак гостеприимства, с ужасом воспринимают погребение, появляются в обществе без одежды, нисколько этого не стыдясь, называют детей брата своей матери «сын» или «дочь» и совершенно свободно отдают всю продукцию своего труда или ее значительную часть в распоряжение своих соплеменников. Не существует обычая или верования, о котором можно было бы сказать, что оно выражает «человеческую» природу больше, чем любые другие.