Антология исследований культуры. Символическое поле культуры

Далее Пуанкаре иллюстрирует процесс культурного изменения и развития в его субъективном (т. е. неврологическом) аспекте, прибегая к аналогии. Он представляет себе математические идеи чем-то похожими на «крючковатые атомы Эпикура. Пока ум находится в полном покое, эти атомы неподвижны, они, так сказать, прикреплены крючками к стене». Никаких сочетаний не образуется. Но во время умственной деятельности, даже бессознательной, определенные атомы отрываются со стены и приводят в движение. «Они мечутся в пространстве во всех направлениях… подобно молекулам газа… Тогда их взаимные столкновения могут произвести новые комбинации»²⁰. Это просто описание субъективного аспекта культурного процесса, который антрополог описал бы объективно (т. е. без ссылки на нервную систему). Он сказал бы, что в культурных системах различного рода черты действуют и реагируют друг на друга, уничтожая одни, усиливая другие, образуя новые сочетания и синтезы. С точки зрения антрополога значимым для места изобретений и открытий является не качество мозга, но его относительное местонахождение в сфере культуры: изобретения и открытия скорее всего происходят в культурных центрах, там, где существует интенсивное культурное взаимодействие, чем на периферии, в отдаленных или изолированных регионах.

Преобладающее влияние внешней культурной традиции на индивидуальное сознание иногда ощущается очень ясно, но его редко принимают за то, че́м оно в действительности является. Так, Гёте провозглашал, что:

«Всякая производительность высшего порядка, всякая значительная теория, всякое открытие, всякая великая мысль, приносящая плоды… никому не подвластны и находятся по ту сторону от всякой земной власти. Подобные вещи следует рассматривать как нежданные дары свыше, как сугубо божественные творения»²¹.

Братья Гонкуры говорят о «неведомой силе, высшей воле, своего рода принуждении писать, которое управляет работой и водит пером; и это проявляется в такой степени, что временами книга, выходящая из ваших рук, кажется родившейся сама собою…»²². Джордж Элиот также заявляла, что во всех ее сочинениях, которые она считает лучшими, был некто, «не она сама», кто овладевал ею и вызывал в ней чувство, что «ее собственная личность – просто инструмент, с помощью которого этот дух действовал»²³.

Конечно, есть «нечто вне нас самих», некая сила, мощь, оказывающая влияние на человека и принуждающая его делать что-то так или иначе. Но в этом нет ничего таинственного или мистического. Это не что-то неземное или божественное, как полагал Гёте. Это просто великая традиция культуры, сжимающая каждого из нас в своих мощных объятиях. Когда, словно в реке, нас охватывает быстрое течение либо нас несет стремнина культурных перемен, или нас уносит водоворот культурного синтеза, нам не остается ничего, кроме как полностью этому отдаться. Тогда мы действительно чувствуем в себе дух и силу, которые, как мы хорошо знаем, не являются нашими. Но мы знаем, откуда это приходит и какова природа этого. Это – великий и совокупный поток человеческой культуры, изливающийся к нам из источников древности, несущий нас в своем лоне, питающий и поддерживающий нас, использующий нас (впрочем, скорее сохраняя, чем поглощая) для будущей культуры и для поколений, которые еще придут.

Если математические истины приходят в сознание отдельного математика извне, из того потока культуры, в котором он был рожден и воспитан, то возникает вопрос: «Откуда первоначально взялась культура вообще и математическая культура в частности? Как она возникла и обрела свое содержание?»

Конечно, не стоит и говорить, что математика не была порождена Евклидом и Пифагором или даже мыслителями Древнего Египта и Месопотамии. Математика есть развитие мышления, возникшего вместе с человеком и культурой миллион или более лет назад. Разумеется, на протяжении сотен тысяч лет ее успехи были незначительными. Даже и сегодня мы находим в математике такие системы и понятия, которые были выработаны примитивными и дописьменными народами каменного века и пережитки которых можно ныне найти у современных диких племен. Десятичная система исчисления возникла из использования для счета пальцев обеих рук. Двадцатиричная система астрономов майя выросла из пользования для той же цели пальцев как рук, так и ног.

Глагол «вычислять» (to calculate) означает «считать с помощью calculi, т. е. галечных камней». Прямая линия (straight line) прежде была натянутой льняной нитью (stretched linen cord), и т. д.