Ван Геннеп в исследовании о ритуалах перехода пытается объяснить само существование подобных ритуалов, обращаясь к некоторым психологическим механизмам. Он начинает с примера, взятого из физики, и сравнивает пограничное состояние в ритуале перехода с точкой инерции, разделяющей два движения в противоположных направлениях (как при колебаниях маятника). Эта точка инерции физически может быть устранена круговым движением, пишет он, но в биологической и социальной деятельности дело обстоит иначе, «ибо последние подвержены распаду и должны подлежать восстановлению в более или менее близкий временной промежуток» (Van Gennep, 1909; ср.: 1960, р. 182). Именно этой необходимости, заключает Ван Геннеп, отвечают ритуалы перехода; он объясняет ритуалы перехода как отвечающие потребности в том, что он рассматривает как пополнение энергией.
Эта метафора основана на скрытом психологическом допущении, согласно которому человеческие существа и образуемые ими общества движимы некоей формой энергии. Как и в электробатарейке, этот запас энергии со временем истощается и нуждается в периодическом восстановлении. Теория эта необоснована, да и научная идиома, с помощью которой она оформлена, критиковалась как первоисточник неверного понимания чужих представлений о причинности (Needham, 1976), так что предположение Ван Геннепа неудачно вдвойне. Но тем не менее проблема остается. Чем можно объяснить регулярные формы ритуалов перехода и регулярные способы трансформации символической классификации? Гипотеза психической энергии едва ли может применена в данном случае так, как предполагает формулировка Ван Геннепа, поскольку во многих обществах смена категории прекрасно может быть произведена без триадической структуры или манипуляций принципами классификации. Кроме того, даже если мы примем квазифизические предпосылки этой гипотезы, все равно останется совершенно неясным, каким образом символические процедуры предполагаются восстанавливающими утраченную энергию. Однако если идея Ван Геннепа не годится, то на протяжении многих десятилетий все еще остается неясным, какая теория здесь подходит.
Еще одна проблема, относящаяся к символизму ритуалов перехода, касается того, что мы выделили как константу инверсии или переворачивания. Эта процедура, хотя и является стандартным средством символической классификации и символического действия, не встречается с одинаковой частотой во всех обществах и даже наблюдается не во всех обществах, где одинаково делается акцент на символизме. Каково в таком случае объяснение этого обстоятельства?
Пикок предложил интересный общий принцип, имеющий весьма широкие следствия: «Классифицирующий взгляд на мир, – пишет он, – делающий акцент на объединении символом в пределах одного построения, питает символы переворачивания и питаем ими; инструментальный же взгляд, делающий акцент на применении средств к каким-либо целям, угрожает таким символам и подвергается угрозе с их стороны» (неопубликованная рукопись). Инструментальный взгляд на мир сводит все формы к простым средствам достижения безусловных целей, в то время как символы переворачивания «вызывают восхищение и благоговение перед теми космическими категориями, которые они в себя включают».
Это захватывающее предположение и сам набор выражений, в которых оно изложено (питание, антагонизм, восхищение, благоговение), показывают глубину проблемы и трудность подыскания подходящих терминов для ее решения. Можно предложить следующий ответ: не только инверсия несовместима с инструментальным или прагматическим взглядом на мир, но таково свойство символизма вообще, что инструментализм представляет угрозу для него. Однако к этому следовало бы добавить, что константа инверсии уже не сохраняет здесь своего значения в качестве диагностического свойства, а данная гипотеза ставит под вопрос сами условия существования символизма.
Общеизвестно, что различные общества прибегают к весьма различным уровням символической классификации, устраивая свои дела. Некоторые целиком находятся под ее владычеством, другие от нее почти освободились. Следовательно, очень важна проблема объяснения этого различия.
Одна только история Европы показывает, что символическая классификация распадается или сильно сужается в своем действии перед лицом научных и технических успехов. Средневековый англичанин жил в цивилизации, где не только его религиозная жизнь, но и способ, каким он пахал землю, определялись символическими указаниями. Современный фермер действует в рамках прагматической классификаций мира, используя средства метеорологии, химии почв, производительность механизмов. Цель того и другого – успешно вырастить урожай, так почему же обнаруживается такое различие в отношении к символизму? Если средневековый крестьянин «подчеркивал значимость» того, что он делает, опираясь на символическую классификацию, то что произошло с современным фермером, который, хотя и для него урожай представляет главный интерес, больше этого не делает?