Сравнение базисной лексики хауса и бедауйе, современного языка, принадлежащего к кушитской ветви семито-хамитской семьи, показывает, что он у них совпадает на 10 %. Ясно, что хауса мог потерять некоторые прасемито-хамитские слова, сохранившиеся в бедауйе, и наоборот. Процент сохранившейся лексики определяется посредством простой математической операции, а именно взятия квадратного корня из доли сходных лексических элементов. Поэтому доля слов прасемито-хамитского происхождения в лексике хауса должна составлять корень 10/100, т. е. приблизительно 32/100. Если мы теперь возьмем другой язык чадской группы, не принадлежащий к той же подгруппе, что и хауса, а именно мусгу процент сходства с хауса составит 20 %. Аналогично предыдущему, доля слов, сохранившихся в хауса со времени его отделения от мусгу, т. е. с прачадского периода, должна равняться корню 20/100, или приблизительно 45/100. Далее, если мы возьмем формы, обнаруженные в хауса, напоминающие египетские, берберские, семитские или кушитские и действительно восходящие к прасемито-хамитским (так как между этими языками действительно существует родственная связь), они должны быть также прачадскими. Так как, начиная с прачадского периода, эти формы утрачивались в хауса независимо от мусгу, принадлежащего к другой подгруппе, следует ожидать случайного появления подлинных прасемито-хамитских форм языка хауса в мусгу с вероятностью (32/100)÷(45/100), т. е. 32/45. С другой стороны, если хауса не состоит в родстве с другими семито-хамитскими языками, видимое сходство между ними является случайным, и сходные слова должны встречаться в мусгу не чаще, чем любые другие, т. е. в 20 % или в 9/45 от общего числа случаев, а не в 32/45. В действительности подсчет показывает, что из 30 морфем в хауса, сходных с существующими в других ветвях, кроме чадской, 22 встречаются в мусгу. Это 22/30 или 33/45, что явно близко к ожидаемым 33/45. С другой стороны, из 116 форм, не имеющих аналогов в других ветвях семито-хамитской семьи, в мусгу встречаются только 14.
Кроме частоты появления элементов сходства и их распределения в других языках той же группы, не меньшее значение имеет и форма, которую они принимают. Если сходные черты действительно обусловлены историческими взаимосвязями, даже беглая реконструкция должна показывать, что реконструированные формы более сходны между собой, чем существующие в двух изолированных языках. Если же эти черты – результат конвергенции, реконструкция должна, как правило, увеличить различия между ними. Можно попытаться сделать это по ходу сравнения, причем не обязательно используя весь аппарат формальной исторической реконструкции, что часто невозможно сделать из-за скудости материала или в случае весьма отдаленного родства, когда недоступны никакие письменные документы. Если, например, мы сравним современный язык хиндустани с английским, нас поразит изобилие сходных элементов базисной лексики, включая числительные, но, конечно, гипотеза случайной конвергенции возникнет в качестве одного из допустимых объяснений. Но если провести реконструкцию, даже ограничиваясь рассмотрением современных германских языков, с одной стороны, и индо-иранских – с другой, она покажет явственную тенденцию к увеличению сходства между ними по мере углубления в прошлое, что наводит на мысль о реальной исторической взаимосвязи. Так, английское
Наконец, очень важно, что степень согласованности звуковых соответствий – явный признак исторической взаимосвязи. Так – обращаясь вновь к сравнению английского языка и хиндустани, – о ней убедительно свидетельствует наличие