Антология исследований культуры. Символическое поле культуры

Гораздо более практичный метод, учитывающий и случайные совпадения, и символизм, заключается в том, чтобы просто взять несколько заведомо неродственных языков и определить количество сходных элементов, имеющих место в действительности. Сложности, возникающие при этом, связаны с тем, что результаты будут различными в зависимости от фонемической структуры языка. Ряд таких подсчетов показывает, что типичный показатель равняется приблизительно 4 % даже при очень широком понимании сходства. Однако если фонемическая структура морфем в обоих языках близка, степень сходства может быть значительно выше. Например, между тайским языком и языком юр, принадлежащим к нилотской группе, у которых фонемическая структура очень похожа, она достигает 7 %. Но можно с уверенностью утверждать, что сходство 20 % лексики всегда требует исторического объяснения и что, если близость фонетической структуры не дает оснований ожидать высоких показателей сходства, даже 8 % – намного больше, чем можно было бы предполагать без привлечения исторических факторов. Этот фактор сходства или различия фонемической структуры морфем столь важен, что в сомнительных случаях, возможно, следует применять упрощенный вариант второго из предложенных тестов – сравнения соответствующих списков. Можно было бы сравнить с фонемической точки зрения определенную форму из списка Б со всеми формами из А, выделяя только одно значение, принадлежащее той форме из этого списка, которая предположительно является ее наиболее близким семантическим эквивалентом. Затем мы сравним частоту только тех случаев сходства, в которых обе формы оказываются семантически наиболее эквивалентными с теоретически ожидаемой (которая, конечно же, будет меньше, чем в первом методе). Так, если первой в списках встретится пара nem (А), kan (Б) – «один», а потом ken (A), sa (Б) – «только», сходство между формой ken (А) – «только» и kan (Б) – «один» останется незамеченным, так как оно имеет место между словами из разных пар.

Однако на самом деле, по-видимому, без такой проверки можно обойтись, так как количество сходных форм и значений морфем само по себе не является решающим фактором в более сомнительных случаях. Возможны дополнительные исследования, основанные на взвешивании, которое должно соответствовать отдельным пунктам, а тому факту, что изолированные языки встречаются редко. За счет вовлечения в рассмотрение близкородственных языков возникают новые важнейшие факторы. Они и должны привести к определенному решению.

Очевидно, что при прочих равных значимость сходства формы или значения элементов двух языков пропорциональна их длине. Сходство между А, -k, и Б, -k, «в», менее существенно (по крайней мере с этой точки зрения), чем сходство между A, pegadu, и Б, fikato, «нос». Более содержательна следующая процедура. Предметом сравнения является морфема с ее различными алломорфами (видоизменениями), если они существуют. Если эти изменения в двух языках аналогичны, особенно если при этом сами формы состоят из более или менее различных звуков, у нас есть не только вероятность, с которой та или иная последовательность фонем будет иметь определенное значение, но и дополнительный фактор – то, что она будет сопровождаться определенными вариациями в определенных сочетаниях. Вероятность совпадения таких произвольных морфофонемических изменений, особенно если оно супплетивно, т. е. не основано на фонетическом сходстве вариантов, имеет совершенно иной порядок по сравнению с вероятностью совпадения морфем, не изменяющихся вообще или изменяющихся по-разному в каждом из языков. Даже один такой случай едва ли возможен без каких-либо исторических взаимосвязей, и если кроме того заимствование также маловероятно, он фактически может служить удостоверением родства языков. Можно привести пример из английского и немецкого языков. Морфема с главной формой hœv, «иметь», в английском сходна с немецким главным алломорфом ha: b, «иметь», как по форме, так и по значению. В английском hœv чередуется с hœ – перед – z в третьем лице единственного числа настоящего времени (hœz, «имеет»). В немецком, соответственно, ha: b чередуется с ha– в подобном окружении, перед – t, образуя форму третьего лица единственного числа настоящего времени ha-t, «имеет». Аналогично английское gud, «хороший», чередуется с bе– перед – tdr в сравнительной степени и -st – в превосходной. Точно так же немецкое gu: t, «хороший», чередуется с bе– перед – sdr в сравнительной степени и -st – в превосходной. Вероятность того, что все эти совпадения (особенно последнее, супплетивное), случайны, крайне мала. Поскольку именно такие произвольные изменения, «неправильности» в «нетехнических» языках, испытывают аналогичное давление, имеет место тенденция к их исчезновению, даже если они имели место в языках-предках. Если же они, тем не менее, существуют, это точное указание на реальную историческую взаимосвязь.