Непосредственное изучение показывает, что среди сотен африканских языков (общепринятая оценка – 800) есть только один, для которого мыслимы два решения проблемы происхождения, приводящих к различным классификациям, а именно язык мбугу в Танганьике5
*. Даже здесь ясно, что, несмотря на заимствование приставок и большого объема лексики (главным образом нефундаментальной) из языков банту, сам этот язык принадлежит к кушитской ветви семито-фундаментальная лексика являются кушитскими. Общепринятая классификация африканских языков, основанная на чисто формальных критериях, таких, как тональность, в сочетании с чисто семантическими, наподобие категории рода, никак не была связана с исторической реальностью и неизбежно привела к противоречивым результатам, которые потребовали предположения о широко распространенном смешении. Если мы определим, как это делалось, суданский язык как односложный, тональный и не имеющий категории рода, а хамитский – как многосложный, атональный и имеющий эту категорию, то придется трактовать многосложный тональный язык с категорией рода (например, масаи) как результат смешения суданских и хамитских элементов.Последнее полномасштабное исследование по этой теме принадлежит Мейе. За ним последовали контраргументы Шухардта и Боаса и ответ Мейе на их возражения (Meillet, 1914). Автор настоящей статьи по существу согласен с Мейе в том, что вопрос о происхождении всегда осмыслен и допускает однозначный ответ. Мейе проводит различие между конкретными грамматическими сходствами, включающими как форму, так и значение, и теми, которые относятся только к значению без формы, но делает это лишь бегло. Аналогично он отмечает (хотя это замечание выглядит довольно случайным), что фундаментальная лексика, как правило, не заимствуется, но не пользуется этим наблюдением. Преимущества параллельного сравнения с дополнительными близкородственными языками и статистическую значимость совпадений в трех и более языках он не учитывал. Результат – неоправданно скептичное отношение к возможностям построения генетической классификации в случае, если отсутствуют ранние письменные документы, а также если слабо развит или не существует грамматический аппарат (например, в Юго-Восточной Азии).
Возражения Шухардта и Боаса в значительной мере учтены в настоящем анализе благодаря различению сходства по форме и значению, вызванного контактом с другой лингвистической системой, и сходства только по форме или только по значению. По-видимому, было бы желательно ввести для такого различения термины «заимствование» и «влияние» соответственно. Далее, отдается должное настойчивому утверждению Боаса об исключительной действенности диффузии в области лингвистических (так же, как и других культурных) явлений, так как допускается возможность неограниченного влияния, которое достигает предела в случае креольского языка. В то же время признается, в согласии со всеми доступными свидетельствами, что существуют определенные границы для заимствования, поскольку оно имеет тенденцию ограничиваться главным образом нефундаментальной лексикой и лишь изредка, спорадически затрагивает базисную лексику, а также словообразовательные и словоизменительные морфемы. То, что обычно говорят о воздействии грамматики одного языка на другой, почти полностью относится к влиянию, а не к заимствованию, в том смысле, в каком эти термины употребляются здесь.
Иными словами, воздействие одного языка на другой чрезвычайно широко распространено, существенно и важно. Здесь речь идет только о том, что результаты этого воздействия таковы, что их можно отличить от черт сходства, обусловленных родством языков. Не утверждается также, что принадлежность языка по происхождению к определенной группе – единственный важный факт его истории. Последствия заимствования и влияния, хронологически более близкие к современности и специфически характеризующие природу рассматриваемых контактов, могут часто иметь большее значение для этнолога или историка культуры, чем фактор менее тесной генетической взаимосвязи.
Различие между этими двумя типами исторической взаимосвязи между языками тщательно проведено Трубецким. Он употребляет термин Sprachbund6
* для обозначения группы языков, воздействовавших друг на друга путем заимствования или влияния, и ставшей, таким образом, аналогичной культурному ареалу, и термин Sprachfamilie7* в применении к группе генетически взаимосвязанных языков. Эти виды объединяются в более широкий род, Sprachgruppe8*, охватывающий все типы исторических взаимосвязей между языками (Trubetskoy, 1928).