Антология исследований культуры. Символическое поле культуры

Ясно, что в результате применения таких критериев, никак не связанных с конкретным соотношением между формой и значением специфических языковых знаков, китайский язык окажется суданским, а старофранцузский – хамитским. В последнем, действительно, очень ярко выражен элемент полярности – использование – s для обозначения именительного падежа единственного числа и винительного падежа множественного числа существительных в противоположность нулевому суффиксу, обозначающему винительный падеж единственного числа и именительный – множественного (например, murs: mur = mur: murs). Кроме того, в нем присутствуют категория рода, аблаут и все остальные указанные характеристики хамитских языков. С другой стороны, нас приводит к торжеству абсурда то, что формы речи, вероятно, взаимопонятные могут быть классифицированы, как различные по происхождению. Так, Майнхоф, систематизируя кордофанские языки, распространенные к западу от Верхнего Нила, не придавал никакого значения никаким факторам, кроме наличия или отсутствия приставок, означающих принадлежность существительных к классам. Три из этих языков – тегеле, тагой и тумеле – очень похожи, вероятно, даже взаимопонятны для их носителей. Майнхоф (1915–19) утверждает: «Сравнение лексики показывает, что числительные [в тегеле] в точности соответствуют тем, которые мы находим в тумеле. Более того, они большей частью совпадают с тагойскими числительными. Кроме того ряд корней слов и некоторые глагольные формы тегеле в точности таковы же, как в тагой и тумеле. Но грамматическая структура существительных указывает на то, что тегеле – суданский язык, так как в нем отсутствует классификация существительных, четко выраженная в тагое и тумеле. Очевидно, здесь имеет место смешение двух разнородных элементов».

Другая широко распространенная классификация была разработана А. Дрекселем и принята с небольшими видоизмениями Шмидтом и Кикерсом в соответствующих томах их трудов по языкам мира. Классификация Дрекселя воплощает попытку продемонстрировать в Африке Sprachenkreise¹⁰*, аналогичные Kulturkreise¹¹* культурно-исторической школы Гребнера – Шмидта. При этом фактические данные лингвистики игнорируются настолько, что группа тесно взаимосвязанных языков мандинго расщепляется на две обособленных семьи, и предполагается наличие особой связи языка фулани с малайско-полинезийскими, а канури – с шумерским. Метод, приведший к таким выводам, явно не сформулирован.

Новейшая классификация (Greenberg, 1949-50) основана на специфических критериях, соответствующих реальным историческим связям. Большая и неоднородная суданская группа, генетическое единство которой Вестерман отрицал в своих более поздних работах, расщепляется на ряд крупных и несколько мелких групп. Наиболее значительная из них, западно-суданская (по Вестерману), оказывается генетически связанной с банту, что явствует из сходства многочисленных лексических элементов, согласования между аффиксами классов существительных и фонетических соответствий, включая относящиеся к тональности, на которые обращал внимание и сам Вестерман, даже приписывая им генетическую значимость, хотя он и не изменил свою общую схему языковых семей с учетом этого обстоятельства. Языки полубанту обнаруживают особое сходство с банту, так как они просто принадлежат к одной и той же подгруппе языков в составе более крупной семьи, к которой применяется название «нигеро-конголезская». Так как эти языки полубанту не обладают общими чертами, отличающими их от банту, язык(и) банту следует выделить всего лишь в одну из двадцати с лишним подгрупп в составе одной из пятнадцати ветвей огромной нигеро-конголезской семьи, включающей как языки банту, так и «полубанту».

Другие крупнейшие независимые семьи, которые ранее относили к суданским, – центрально-сахарские, центрально-суданские и восточно-суданские. Эта последняя семья включает так называемые нило-хамитские языки наряду с близко-родственными нилотскими языками в единую подсемью.