Степень сходства фундаментальной лексики, включая местоимения, во всех австралийских языках и особое сходство приставок существительных, связывающее многие языки Северной Австралии, служат достаточным свидетельством существования единой австралийской семьи. Эта семья содержит многочисленные подгруппы, заведомо не менее сорока, из которых большая южная подгруппа просто распространилась на большую часть континента (включая языки мернджин на северо-востоке Арнемленда и языки западных островов Торресова пролива). В первоначальном австралийском языке были классы существительных, а южная подгруппа, как и некоторые из северных языков (префиксные бесклассовые языки по классификации Кэпелла), утратили эти классы. Тем не менее их следы сохранились в различении мужского и женского рода у местоимений единственного числа, наблюдаемого в некоторых южных языках, причем используются формы, напоминающие показатели мужского и женского классов единственного числа в языках, использующих классы.
Существуют резкие различия в представлениях о лингвистических взаимосвязях в этом регионе. Следующие проблемы особенно важны: 1) справедливость гипотезы Шмидта о существовании австроазиатской семьи, состоящей из мон-кхмерских языков, мунду и других; 2) справедливость австрической гипотезы Шмидта, связывающей австроазиатские языки в свою очередь с малайско-полинезийскими; 3) связи тайского и аннамских языков, включаемых некоторыми вместе с китайским в одну из ветвей китайско-тибетской семьи, тогда как другие помещают тайский язык вместе с кадаи и индонезийским (Бенедикт), а аннамский – с австроазиатскими (Шмидт и другие); 4) лингвистическое положение диалектов ман (мяо-яо) и мин-хся, на которых говорит часть коренного населения Китая.
Принимая некоторые более ранние положения и добавляя к ним свои собственные, Шмидт (Schmidt, 1906) высказал мнение, что следующие группы языков родственны между собой и могут быть объединены в составе семьи, которую он назвал австроазиатской: 1) мон-кхмерская, 2) языки палаунг-ва в среднем течении Салуина, 3) семанг-сакаи, 4) кхаси, 5) Никобарские языки, 6) группа мунда, 7) аннамский и муонг, 8) чамская группа. Если исключить чамские языки, которые большинство авторов относят к малайско-полинезийским, – едва ли можно сомневаться в этом выводе, – то все эти языки имеют многочисленные элементы сходства в фундаментальной лексике, вплоть до местоимений. Более того, во всех этих языках, кроме аннамского, в котором следы всех морфологических процессов стерлись, есть важные словообразовательные морфемы, причем их довольно необычная форма (это инфиксы) в сочетании с их важнейшими грамматическими функциями абсолютно исключают случайность и делают объяснение путем заимствования совершенно невероятным. Я не знаю, как такие совпадения, как инфиксное –
Масперо попытался доказать близость аннамского языка к тайскому, который он считает китайско-тибетским. Это утверждение основывается главным образом на неубедительном, чисто формальном доводе – односложности и тоничности аннамского языка, которыми он напоминает тайский и китайский. Многочисленные элементы лексического сходства с тайским, едва ли затрагивающие базисную лексику, следует считать в основном результатом заимствования и некоторой конвергенции. С другой стороны, совокупность фундаментальной лексики ясно указывает на близость аннамского языка к австроазиатским, и я не знаю, как какая-либо гипотеза о заимствовании может объяснить это. Если заимствование имело место, его источник неочевиден, поскольку аннамский язык напоминает то один, то другой из австроазиатских. Часто в нем обнаруживаются независимые видоизменения гипотетических реконструкций, которые едва ли можно объяснить чем-либо, кроме внутреннего развития форм австроазиатского праязыка. Так, аннамское