Антология новой грузинской поэзии

Фата на белой женщине —
Сытно, будто сливки на молоке.
Как бездомный котенок, увязалась за этим пятном.

ЗАЗА ТВАРАДЗЕ

СТАРЫЕ ДЕТИ Перевод М. Амелина

Я вышел на улицу, — жаром прижатых
лоточников-беженцев гомон слышней,
чем шелест листвы и чем щебет пернатых, —
и вижу я старых-престарых людей.
Эй, молодка!
Вижу я старых-престарых людей.

Поднялся на ветреный склон, — за спиною
с убожеством всем и с беспечностью всей
остался мой город, подверженный зною, —
и вижу я старых-престарых людей.
Эй, молодка!
Вижу я старых-престарых людей.

Пошел мостовых по брусчатке, — что стая
сквозных в шевелюре древесной галчат,
вязь шрамов на грубой коре созерцая,
без умолку старые дети кричат.
Эй, молодка!
Дети со старыми лицами в ряд.

В жилище вступил, — процветали в том доме
мужчина и женщина прежде того, —
старик предо мной со старухой, и кроме
них больше не вижу уже никого.
Эй, молодка!
Старик со старухой, —
больше не вижу уже ничего.

Состарилось детство, лучи постарели,
состарился мир и все сущее в нем, —
бредет, вся дрожа и шатаясь, без цели
старуха по плитам, омытым дождем.
Эй, old woman!
Зачем на меня ты так смотришь большими
глазами поблеклыми, — я ничего не
должен тебе, не виновен ни в чем.

Твое ли я помню роскошное тело,
твоих ли волос разливную волну? —
жила ты у моря и счастья хотела…
Я кровопролитную помню войну,
помню гиблый
шквал, оползень, землетрясение, помню
того старика, что подсчитывал мертвых:
сколько в телегу их ляжет, в одну.

Со всем ты, старик, распростился, что было,
угрюм и потерян, со всем, что грядет. —
Под ливнем, чья всеочистительна сила,
шагает по городу старый народ,
по улицам старый-престарый народ.
Эй, молодка!
Не видишь? — смотри, дух испустит вот-вот
старый народ.

СОЛНЦЕ СРЕДЬ СОРА Перевод М. Амелина

Грязь разгоняют по городу автомобили.
Дворники держат наготове
мётлы, что копья, —
площадь и улицу пробили
чуть не до дыр, — и дальше ползут, червей подобья.

Ими крыши пронзённы,
лестницы просквожённы,
рельсы и шпалы, платформы в заплеванных урнах.
Ночью в проткнутые вагоны
ветр врывается, свет далеких морей лазурных.

Солнце разлада,
солнце упадка,
солнце брена.
Дворники, взбесясь, из себя выходят открыто, —
кто же они, чтоб так презренно
все мое изрешечивать прошлое как сито?

Грязь разгоняют по городу автомобили,
дворники ж держат наготове
метлы, что пики.
Сора собранного и пыли
груда — солнце мое, раздробленное на блики.

«Мой друг покойный, повстречавшись, сказал: „Свой город…“» Перевод М. Амелина

Памяти Зазы Эбралидзе