Антология плагиата: от искусства до политики

Хорошо, если так – если была задумана пародия. Однако есть разные мнения – то ли «выдавливать» приходилось, взяв за основу «Голубятню на жёлтой поляне» Владислава Крапивина, то ли Sir Grey Лукьяненко для этого дела приспособил книгу «Дети синего фламинго» всё того же автора.

В отличие от Лукьяненко, братья Стругацкие не стали ничего «выдавливать», сочиняя повесть «Понедельник начинается в субботу» – ещё в первых строках они ясно и непротиворечиво продемонстрировали, что ни при каких условиях не смогут обойтись без Александра Пушкина. Вот как начинается повесть «Капитанская дочка»:

«Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. Всё покрыто было снегом. Солнце садилось. Кибитка ехала по узкой дороге, или точнее по следу, проложенному крестьянскими санями. Вдруг ямщик стал посматривать в сторону и наконец, сняв шапку, оборотился ко мне и сказал: "Барин, не прикажешь ли воротиться?"»

А вот как распорядились классикой Стругацкие:

«Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня, прижимаясь к самой дороге, зеленел лес, изредка уступая место полянам, поросшим жёлтой осокою. Солнце садилось уже который час, всё никак не могло сесть и висело низко над горизонтом. Машина катилась по узкой дороге, засыпанной хрустящим гравием. Крупные камни я пускал под колесо, и каждый раз в багажнике лязгали и громыхали пустые канистры».

Бог с ним, с Пушкиным и с капитанской дочкой! В конце концов, нет особой разницы в методе передвижения – то ли кибитка ехала, то ли машина катилась. Или наоборот. Но вот на смену Пушкину явился Лев Николаевич Толстой, точнее один из персонажей его знаменитой эпопеи – он милостиво разрешил Стругацким использовать свой французско-нижегородский лексикон. Не обошлось и без Михаила Лермонтова: фраза из его стихотворения «Спор» – «как-то раз перед толпою соплеменных гор» – была отдана «младой черкешенке», которая по счастливой случайности оказалась на фоне всё тех же странно-соплеменных гор. Весьма кстати пришлось и «Похвальное слово Глупости» Эразма Роттердамского – его определение счастья пришлось по нраву Магнусу Фёдоровичу Редькину. Отдав должное русской классике и учёному мужу из Средневековья, Стругацкие галопом проскакали по советской фантастике, там и сям разбросав в своей повести заимствованные по пути словечки.

В принципе, использование персонажей русских сказок и каких-то «заумных» терминов из произведений других авторов вполне допустимо в юмористической повести, даже если речь идёт о жанре фэнтези. Нет возражений против парафраза из трактата Эразма Роттердамского. Судя по всему, авторы никак не могли обойтись и без «соплеменных гор». Однако какое отношение к заявленному жанру имеют «Капитанская дочка» и её автор? Тут уже явный перебор! Одно дело пародировать фантастов, и совсем другое – «покушение» на Пушкина. «Солнце садилось уже который час» – эта фраза сама по себе достаточна выразительна и оригинальна, так что не было никакой необходимости заимствовать чуть ли не целый абзац из произведения русского классика.

Глава 9. Синдром кукушки, или психологический плагиат

В 1994 году в семье французской писательницы Камиль Лоренс (Camille Laurens) произошла страшная трагедия: из-за ошибки врача-акушера её сын Филипп умер через два часа после родов. В надежде преодолеть последствия столь тяжёлого потрясения, Лоренс пишет рассказ «Philippe», где пытается разобраться и в собственных переживаниях, и в причинах происшедшего. Рассказ состоит из четырёх частей, следуя за хронологией событий: «Страдание», «Понять», «Живой», «Пишут». Как известно, время лечит, а для писателя спасением стало творчество.

Но вот в 2007 году на прилавках магазинов появляется роман Мари Даррьёсек (Marie Darrieussecq) под названием «Tom Est Mort» (Том мёртв), основой которого стал рассказ женщины, чей ребёнок умирает в страшных муках в четырёхлетнем возрасте, что вроде бы не имеет отношения к тому, что случилось в 1994 году. Тем не менее, в этой истории Камиль Лоренс вдруг узнаёт себя и своего умершего сына. О ужас! Как посмели воспользоваться трагедией её семьи в корыстных целях! Кто позволил использовать её рассказ для написания романа? Какое право имела Даррьёсек писать о том, чего сама не испытала? Не в силах сдержать возмущения, Лоренс публично обвинила коллегу в «психологическом плагиате».

Прежде, чем в этом конфликте встать на чью-то сторону, надо бы разобраться в том, что произошло. Многие писатели, в частности, Лев Толстой и Михаил Булгаков, заимствовали характеры героев из реальной жизни, описывая родственников и знакомых. Это вполне допустимо, хотя далеко не каждому из них такое по душе. Но можно ли препарировать трагедию чужого человека, причём так, что он без труда узнаёт себя в персонаже не им написанного произведения? Видимо, тут многое зависит от нравственных принципов писателя.