Антоний и Клеопатра

Что ты делаешь в Афинах без тех двадцати тысяч солдат, которые мне должен твой брат? Я здесь готовлюсь к новому походу в Парфянскую Мидию, мне не хватает хорошего римского войска, а Октавиан имеет наглость прислать только две тысячи? Это слишком, Октавия. Октавиан очень хорошо знает, что в данный момент я не могу вернуться в Италию и лично навербовать легионеров. В наше соглашение входил пункт, что он наберет мне четыре легиона. Мне нужны солдаты.

А я получаю глупое письмо от тебя, где ты болтаешь о детях. Ты думаешь, детская и ее обитатели волнуют меня в такое время? Меня волнует нарушенное Октавианом соглашение. Четыре легиона, а не четыре когорты! Лучшие из лучших! Неужели твой брат считает, что мне нужен гигантский таран, когда я сижу рядом с ливанскими кедрами?

Чума на него и на всех, кто с ним связан!

Она положила письмо, покрытая холодным потом. Ни слова о любви, ни одного ласкового слова, вообще ни слова о ее приезде. Одни возмущенные восклицания в адрес Цезаря.

– Он даже не сообщил мне, что делать с людьми и техникой, которые я привезла, – пожаловалась она Фонтею.

Лицо его застыло, он почувствовал покалывание, словно ему в лицо ударил песок, как во время песчаной бури. На него смотрели огромные глаза, наполненные слезами, такие прозрачные, словно окна в ее самые сокровенные мысли. Слезы катились по щекам, но она не замечала их. Фонтей вынул из складки тоги носовой платок и подал ей.

– Не расстраивайся, Октавия, – сказал он, стараясь говорить спокойно и уверенно. – Читая письмо, я подумал о двух вещах. Во-первых, письмо отражает ту сторону Антония, которую мы оба знаем, – сердитый, нетерпеливый, упрямый. Я словно вижу и слышу, как он рвет и мечет, бегая по комнате. Это его типичная реакция на действия Цезаря как на оскорбление. Просто так получилось, что ты – посланец с плохой вестью, которого он убил, чтобы выпустить пар. Вторая мысль серьезнее. Я думаю, что Клеопатра все выслушала, обдумала и продиктовала этот ответ. Если бы Антоний отвечал сам, по крайней мере, он сказал бы, что делать с солдатами, в которых так нуждается. А Клеопатра, неофит в военном деле, проигнорировала это. Письмо написала она, а не Антоний.

Это возымело действие. Октавия вытерла слезы, высморкалась, в отчаянии посмотрела на мокрый платок Фонтея и улыбнулась.

– Я испортила платок, надо его выстирать, – сказала она. – Спасибо, дорогой Фонтей. Но что мне делать?

– Пойти со мной на спектакль «Облака» Аристофана, а потом написать Антонию, словно этого письма и не было. Спросить его, как он хочет поступить с подарком Цезаря.

– И спросить, когда он намерен приехать в Афины! Можно, я напишу это?

– Конечно. Он должен приехать.

Прошел еще месяц трагедий, комедий, лекций, экскурсий, любых развлечений, какие Фонтей мог придумать, чтобы помочь бедняжке провести время, пока не придет ответ Антония. Интересно, что даже Пердите не удалось вызвать скандал по поводу того, что Фонтей всюду сопровождает сестру императора Цезаря! Просто никто не мог поверить, что Октавия пополнила сонм неверных жен. Фонтей был ее телохранителем. Цезарь не делал из этого секрета и проследил, чтобы его желание было известно даже в Афинах.

К этому времени все уже говорили о продолжающейся страсти Антония к женщине, которую Октавиан называл царицей зверей. Фонтей оказался между двух огней: он очень хотел выступить в защиту Антония, но, по уши влюбленный в Октавию, был озабочен только ее благополучием.

Второе письмо Антония не стало таким шоком, как первое.

Возвращайся в Рим, Октавия! В Афинах мне нечего делать в обозримом будущем, поэтому бесполезно ждать меня там, ведь ты должна заботиться о детях. Я повторяю: возвращайся в Рим!