Если бы влияние Антония ограничивалось только сенатом, его можно было бы преодолеть, но представители первого и второго классов, а также многие тысячи людей, занятых предпринимательской деятельностью, превозносили Антония, его честность, его военный гений. Что еще хуже, дань поступала в казну со все возрастающей скоростью, откупщики налогов и плутократы всех мастей роились вокруг провинции Азия и Вифинии, как пчелы вокруг цветов, собирая нектар, и теперь казалось, что огромные трофеи Антония тоже поступят в казну. Статуя Анаит из цельного золота будет подарком Антония храму Юпитера Всеблагого Всесильного, а большинство других произведений искусства и драгоценности будут проданы. Военачальник, его легаты и легионы получат свои законные доли, но остальное пойдет в казну. Прошли годы с тех пор, как Антоний был в Риме дольше нескольких дней, – и последний раз это случилось пять лет назад, – но его популярность сохранилась среди влиятельных людей. Вдохновляла ли этих людей Иллирия? Нет. Она не сулила никакой прибыли для коммерции, и мало кого из живущих в Риме и владеющих виллами в Кампании и Этрурии волновало, будут ли Аквилея и Медиолан стерты с лица земли.
По сути, Октавиану удалось сделать только одно: имя Клеопатры стало известно по всей Италии, от высших слоев общества до самых низов. О ней все думали только дурное. К великому сожалению, нельзя было заставить их понять, что она управляет Антонием. Если бы вражда между Октавианом и Антонием не была так хорошо известна, Октавиан мог бы убедить их, но все, кому нравился Антоний, просто не обращали внимания на его слова, считая это злобной клеветой.
Потом в Рим прибыл Гай Корнелий Галл. Будучи хорошим другом Октавиана, этот обедневший поэт с военной жилкой извинился перед Октавианом и отправился служить легатом к Антонию, правда уже после отступления от Фрааспы. Он проводил время в Сирии и, пока Антоний пил, сочинял лирические оды в стиле Пиндара и время от времени отправлял письма Октавиану, в которых плакался по поводу того, что его кошелек не тяжелеет. Он оставался в Сирии, пока Антоний окончательно не протрезвел и не пошел в Армению. Галл люто ненавидел Клеопатру. Никто не радовался больше, когда она вернулась в Египет, оставив Антония одного.
Галлу исполнилось тридцать четыре года, он был очень красив какой-то варварской красотой, скорее внешней, чем внутренней. Его любовные элегии «Amores» уже сделали его знаменитым. Он был близким другом Вергилия, с которым у него нашлось много общего. Оба они были италийскими галлами, следовательно, он не принадлежал к патрициям Корнелиям.
– Надеюсь, ты одолжишь мне немного денег, Цезарь, – сказал он, принимая бокал с вином, протянутый ему Октавианом, и печально улыбнулся. В уголках его великолепных серых глаз образовались морщинки. – Я не живу на чужой счет, просто потратил все, что имел, чтобы быстрее добраться из Александрии до Рима, зная, что зимой новости из Александрии будут идти долго.
Октавиан нахмурился:
– Александрия? Что ты там делал?
– Пытался добиться у Антония и у этого чудовища Клеопатры моей доли армянских трофеев. – Он пожал плечами. – Но ничего не добился. И никто ничего не получил.
– Последнее, что я слышал, – сказал Октавиан, садясь в кресло, – Антоний находится на юге Сирии, в землях, которые он не передал Клеопатре.
– Неверно, – мрачно произнес Галл. – Ручаюсь, никто в Риме еще не знает, что все трофеи из Армении до последнего сестерция он увез в Александрию. И провел там триумфальный парад, доставив удовольствие гражданам Александрии и их царице, которая сидела на золотом возвышении на перекрестке Царской и Канопской улиц. – Он вздохнул, выпил вино. – После триумфа он посвятил все Серапису – свою долю, доли его легатов, доли легионов и долю казны. Клеопатра отказалась отдать легионам их долю, хотя Антонию удалось убедить ее, что солдатам надо заплатить, и быстро. Люди вроде меня занимают столь низкое положение, что нас даже не пригласили на этот публичный спектакль.
– О боги! – тихо ахнул Октавиан, потрясенный до глубины души. – Он имел наглость отдать даже то, что ему не принадлежит?
– Да. Я уверен, что в конце концов армии заплатят, но казна не получит ничего. После триумфа я еще мог выносить Александрию, но когда Антоний проделал то, что Деллий назвал «разделом мира», я так захотел в Рим, что приехал, не дождавшись компенсации.
– «Раздел мира»?
– О, замечательная церемония в новом гимнасии! Как представитель Рима, Антоний от имени Рима публично провозгласил Птолемея Цезаря царем царей и правителем мира! Клеопатру назвал царицей царей, а ее трое детей от Антония получили бо́льшую часть Африки, Парфию, Анатолию, Фракию, Грецию, Македонию и все острова в восточной части Нашего моря. Поразительно, не правда ли?
Октавиан сидел с отвисшей челюстью, широко раскрыв глаза.
– Невероятно!
– Может быть, но тем не менее это так. Это факт, Цезарь, факт!
– Антоний дал легатам какие-то объяснения?