Антоний и Клеопатра

– Александрийский триумф и «раздел мира» – это только начало. Мне повезло, что у меня есть безупречный свидетель – Корнелий Галл.

Ливия Друзилла забеспокоилась:

– Но будет ли он верен тебе? Он ведь покинул тебя ради Антония два года назад.

– Это из-за амбиций и нужды. Он вернулся разъяренный, и я хорошо ему заплатил. Галл может присматривать за домом Нерона – это еще одно преимущество. Я думаю, он понимает свою выгоду.

– Ты, конечно, созовешь сенат.

– Конечно.

– И заставишь Мецената и твоих агентов рассказать всей Италии, что сделал Антоний.

– Само собой. Моя мельница слухов сотрет в пыль царицу Клеопатру.

– А что с мальчиком? Есть какой-нибудь способ дискредитировать его?

– Оппий ездит в Александрию. Никто не знает, что Клеопатра отказывается встречаться с ним. Я попрошу Оппия написать памфлет о Цезарионе, в котором будет сказано, что мальчик не похож на моего божественного отца.

– И что на самом деле он рожден от египетского раба.

Октавиан засмеялся:

– Может быть, мне надо поручить тебе написать этот памфлет.

– Я написала бы, если бы хоть раз побывала в Александрии. – Ливия Друзилла схватила его за руку. – О, Цезарь, мы никогда не были в такой опасности!

– Не беспокойся о своей красивой головке, дорогая! Это я – сын бога Юлия. И другого не будет.

Новость о триумфе и «разделе мира» потрясла Рим. Мало кто сразу поверил в это. Но постепенно и другие люди, кроме Корнелия Галла, возвратились лично или написали письма, которые долго шли по зимнему морю. Триста сенаторов Антония отвернулись от него и заняли нейтральную позицию в бурных дебатах, происходивших в сенате. Всадники-предприниматели также сотнями покидали ряды сторонников Антония. Но этого было недостаточно.

Если бы Октавиан сделал Антония мишенью своей кампании, он мог бы одержать внушительную победу, но он был слишком дальновидным. Это на Клеопатру были нацелены его стрелы, ибо он ясно видел свой путь. Если будет война, кажущаяся неизбежной, это будет война не с Марком Антонием. Это будет война с иноземным врагом – Египтом. Октавиану часто хотелось иметь кого-то вроде Клеопатры, чтобы раздавить Антония, не показывая при этом, что его истинная цель – Антоний. Теперь, присвоив трофеи и заставив Антония короновать ее и ее сыновей как правителей мира, Клеопатра стала врагом Рима.

– Но этого недостаточно, – мрачно сказал он Агриппе.

– Я думаю, это только первые струйки мелких камешков, которые в конце концов превратятся в лавину, и эта лавина снесет весь Восток, – успокоил его Агриппа. – Будь терпелив, Цезарь! И ты добьешься своего!

Гней Домиций Агенобарб и Гай Сосий прибыли в Рим в июне. Оба должны были стать консулами в следующем году, оба были сторонниками Антония, и это был его ход. Хотя все знали, что результаты выборов будут подтасованы, оба произвели сенсацию, появившись на улицах в белоснежных тогах с целью набрать побольше голосов.

Первым заданием Агенобарба было прочитать письмо Марка Антония сенату при открытых дверях. Было очень важно, чтобы как можно больше завсегдатаев Форума услышали слова Антония.

Письмо оказалось очень длинным, и это заставило Октавиана (и других, даже тех, кто не всегда симпатизировал ему) подумать, что автор нуждался в помощи для составления такого послания. Естественно, надо было прочитать его полностью, а это значило, что многие будут дремать. Поскольку Агенобарб в прошлом нередко засыпал на заседаниях, он хорошо знал эту тенденцию и понимал, как решить проблему.

Сам он несколько раз прочитал письмо и отметил места, которые сенаторы должны внимательно выслушать. Поэтому, пока содержание не имело большого значения или изобиловало повторами (большой недостаток этого письма), он читал монотонно, и люди дремали. А когда начиналось что-то важное, раздавался рев, заставлявший сенаторов вздрагивать и внимательно слушать, что там читает Агенобарб своим знаменитым громовым голосом. Затем он снова читал на одной ноте, тихо, и все могли еще подремать. Оба лагеря – и Октавиана, и Антония – были так благодарны за эту тактику, что Агенобарб завоевал много друзей.

Октавиан сидел в своем курульном кресле перед возвышением для курульных магистратов и очень старался не заснуть, хотя, когда все погружались в дрему, он чувствовал, что тоже может подремать. В здании обычно царила духота, если не дул сильный ветер через верхние отверстия в стенах. Но сегодня, в начале лета, ветра не было. Однако Октавиану легче было бодрствовать. Ему было о чем подумать, и ему не мешал этот фон тихого храпа. Для него начало письма представляло особый интерес.