«Чему быть, того не миновать, – думал Октавиан той ночью в той же палатке, но уже в другом месте, нисколько не обеспокоенный поражением его авангарда. – У той женщины уже есть легенда: ее тайком привезли на встречу к Цезарю, завернув в ковер. Правда, если верить Цезарю, это была дешевая тростниковая циновка, но историки превратили ее в очень красивый ковер. Теперь все ее надежды рухнули, тоже завернутые в ковер. И я наконец могу отдохнуть. Величайшей угрозы больше не существует. Хотя умер он достойно, нужно это признать».
После той катастрофы в последний день июля, когда армия Антония сдалась, Октавиан решил не входить в Александрию как победитель, во главе легионов, растянувшихся на несколько миль, и огромной конницы. Нет, он войдет в город Клеопатры спокойно, тихо. Только он, Прокулей, Тирс и Эпафродит. И его германская охрана, конечно. Ради анонимности не стоит рисковать получить удар кинжалом.
Он оставил старших легатов на ипподроме, чтобы они занялись переписью солдат Антония и установили хоть подобие порядка. Однако он заметил, что жители Александрии не пытаются бежать. Это значило, что они примирились с присутствием Рима и останутся в городе, чтобы послушать глашатаев Октавиана, которые будут говорить о судьбе Египта. Он получил сообщение от Корнелия Галла, находящегося в нескольких милях западнее Александрии, и послал ему приказ: пусть его флот пройдет мимо двух гаваней Александрии и встанет на рейде у ипподрома.
– Как красиво! – воскликнул Эпафродит, когда они вчетвером подошли к воротам Солнца вскоре после рассвета, в первый день секстилия.
И действительно, было красиво, ибо ворота Солнца на восточном конце Канопской дороги представляли собой два массивных пилона, соединенных перемычкой, квадратные и очень египетские для всякого, кто видел Мемфис. Их блеск слепил глаза. В лучах восходящего солнца простой белый камень казался покрытым золотом.
Публий Канидий ждал посреди широкой улицы прямо в воротах, верхом на гнедом коне. Октавиан подъехал к нему и остановился.
– Ты хочешь снова скрыться, Канидий?
– Нет, Цезарь, я больше не буду бегать. Передаю себя в твои руки, только с одной просьбой. Ты оценишь мою смелость, и смерть моя будет быстрой. В конце концов, я мог бы сам упасть на меч.
Холодные серые глаза задумчиво смотрели на легата Антония.
– Обезглавливание, но без порки. Это подойдет?
– Да. Я останусь гражданином Рима?
– Нет, боюсь, не останешься. Есть еще несколько сенаторов, которых надо напугать.
– Пусть будет так. – Канидий пнул коня под ребра и тронулся с места. – Я сдамся Тавру.
– Подожди! – резко крикнул Октавиан. – Марк Антоний – где он?
– Мертв.
Горе нахлынуло на Октавиана сильнее и внезапнее, чем он ожидал. Он сидел на своем замечательном маленьком кремовом государственном коне и горько плакал. Его германцы отвернулись, притворяясь, что любуются красотой Канопской дороги и окрестностями, а его три друга-компаньона мечтали очутиться где-нибудь в другом месте.
– Мы были родственниками, и такого конца не должно было быть. – Октавиан вытер слезы платком Прокулея. – Ох, Марк Антоний, несчастная ты жертва!
Изысканно украшенная стена Царского квартала отделяла Канопскую улицу от лабиринта дворцов и зданий. Там, где стена упиралась в скалистую стену театра, который когда-то был крепостью, возвышались ворота Царского квартала. Ворота стояли открытыми. Любой мог войти.
– Нам действительно нужен проводник по этому лабиринту, – сказал Октавиан, остановившись посмотреть на окружающее великолепие.
Словно каждое высказанное им желание должно было тут же исполниться, между двумя небольшими мраморными дворцами в греческом дорическом стиле появился пожилой человек. Он подошел к ним, держа в левой руке длинный золотой посох. Очень высокий и красивый мужчина, одетый в плиссированное льняное платье пурпурного цвета, подпоясанное в талии широким золотым поясом, инкрустированным драгоценными камнями. Такое же ожерелье-воротник, закрывающее плечи. Браслеты на обеих голых жилистых руках. Голова не покрыта. Длинные седые локоны стянуты широкой полосой пурпурной материи с золотым шитьем.
– Пора спешиться, – сказал Октавиан и соскользнул с коня на землю, покрытую полированным желтовато-коричневым мрамором. – Арминий, охраняй ворота. Если ты мне понадобишься, я пошлю Тирса. Больше никому не верь.
– Цезарь Октавиан, – произнес человек, низко кланяясь.
– Просто Цезарь. Только враги зовут меня Октавианом. Кто ты?
– Аполлодор, приближенный царицы.
– О, это хорошо. Проведи меня к ней.
– Боюсь, это невозможно,
– Почему? Она сбежала? – спросил он, сжав кулаки. – О, чума на эту женщину! Я хочу, чтобы с этим делом было покончено!
– Нет,
– Мертва? Мертва? Она не может умереть, я не хочу, чтобы она умерла!
– Нет,
– Проведи меня туда.