Антропология детства. Прошлое о современности

Думаю, что многие детские доносы находятся в этой же плоскости слепого следования правилу и букве закона. Вспомним, что на ранних этапах освоения социальных норм, как это показали и Ж. Пиаже, и Л. Кольберг (см. Очерк 6), дети склонны слепо следовать правилу. Тогда-то они и обнаруживают, что правила эти сплошь и рядом нарушаются. Даже не будем говорить о двойной морали, довольно и того, что дети не всегда могут понять, сколь значительно и масштабно правило, в каком контексте от него отступили и во имя чего. Дети и подростки, которые только осваивают мир норм, правил, законов и прописных истин, как и любые новообращённые неофиты — самые большие праведники. Беда в том, что в силу юного возраста они даже не задумываются об относительности истины.

И ещё один атрибут психологии детей и подростков: они ещё меньше, чем взрослые, задумываются о последствиях своих поступков. «Павлики Морозовы» не задумывались ни об участи тех, кого заклеймили «врагами народа», ни о собственной сиротской доле. Просто честно поступали так, как от них требовали.

Превратится ли детская жалоба в донос — вопрос исторического времени и места. Смотря как в данном конкретном обществе расценивается «проступок» родителя!

Хорошо, что курение не рассматривается как преступление, когда маленькая Юля жалуется любимой учительнице, что папа курит (см. Очерк 6). А вот неуплата налогов, в отличие от курения, преследуется законом. Возможно, что другая девочка из США, которая рассказала о том, что её родители не уплатили налоги, вовсе не желала им ничего плохого и сделала это из детской преданности «объективной морали», из наивного стремления к порядку — надо, чтоб всё по правилам! Но её жалоба превратилась в донос и имела совсем иные последствия.

Справедливости ради надо заметить, что у детских доносов, в том числе и на своих близких, своя давняя история, они — явление редкое, но совсем не уникальное.

Знаменитый диалог Сократа о том, что есть благочестие, ведётся вокруг попытки молодого прорицателя Евтифрона донести на своего собственного отца, который наказал раба, а тот умер. У Сократа нет однозначных решений сложных проблем, но ему явно претит донос сына на отца и чтобы сын уличал отца в свершённом им преступлении (Платон «Евтифрон»).

Детские доносы фокусируют на себе лейтмотивы своего времени, будь то «охота на ведьм» (Очерки 5 и 6) или поиск «врагов народа». В XIII в. на волне гонений на еретиков папа Иннокентий IV требовал от детей следить за собственными родителями.

«Домострой» на несколько веков утвердил и оберегал норму, что чадо должно было родителя «послушати его во всём и чтити его» и «наказание его с любовию приимати» («Домострой», Гл.14). Эта норма пережила века, и старорусское законодательство XVIII — первой половины XIX веков ни в коей мере не ставит её под сомнение, ребёнок всецело остаётся предан родительской власти. По закону, доносы от детей на родителей не принимались, за исключением доноса о преступлениях государственных. Старорусское право ставит интересы государства всё же выше семейных устоев: пусть семья закрытый мир, где всё отдано на откуп главы дома, пусть не может дитя идти против родителей, но Государь-отец всё же важнее отца родного. Так что и во вполне патриархальном обществе дети могут быть против родителей. А презираемый всеми донос, осиянный государственными интересами, превратится в гражданский долг.

Детские доносы возникают не столько по инициативе ребёнка, сколько по запросу времени. В качестве свидетелей детей выслушивали только в разгар охоты на ведьм и только в судах над ведьмами, в любых других ситуациях они были юридически неправомочны. Только в атмосфере всеобщей подозрительности жалоба превращается в донос, а донос — в проявление бдительности[36].

Так что появление детей-доносчиков не зависит от конкретных юридических практик. Нигде в мире ювенальная юстиция за полтора столетия своего существования не породила эпидемий детей-доносчиков, в отличие от охоты на ведьм или поиска «врагов народа» в 1930-е гг. в СССР. Сама по себе «ювеналка» в «беспредел опёк» превратиться не может, так как не несёт в себе ни идеологии поиска врагов, ни апологии доносительства. Последнее — атрибут более глобальной социальной системы. Хоть сколько-нибудь «здоровым обществом» (понятие, подробно разработанное Э. Фроммом) детские доносы заправлять не смогут и устои его не подорвут.

Если «ювеналка» превратится в «беспредел опёк», а любая жалоба станет поводом для последующих репрессий — то это уже просто беспредел, свидетельство того, что под личиной ювенального правосудия скрывается оскал тоталитарной системы.