Антропология детства. Прошлое о современности

В истории не раз светские и/или духовные власти эксплуатировали особенности детской психологии и приверженность «объективной морали», разводя родителей и детей по разные стороны «баррикад».

Выступая в роли «социального заказчика» будущих граждан, государство самыми различными способами вмешивается в отношения между поколениями. Оно может требовать беспрекословного подчинения родительскому авторитету, воспевать патриархальные ценности и самого себя ассоциировать с глобальным родителем — это признаки консервативного государства, которое не приветствует инновации и бежит от диалога с новой реальностью. Или, напротив, государство может требовать тотальных перемен, сметая на своём пути все традиции, и тогда детско-родительские отношения рано или поздно оказываются под прицелом идеологии. Стоит вспомнить, с каким революционным пылом молодое советское государство стремилось перестроить семейные отношения. «Крылатый эрос» призывал к свободной любви «пчёл трудовых», а новое поколение граждан Страны Советов должна была воспитывать не малограмотная труженица-мать, а детские сады и коммуны[37].

Государство может вмешиваться в детско-родительские отношения, но никакая директивная политика не сможет решить проблемы отцов и детей, особенно в наше время стремительных перемен, когда разрывы между поколениями остро ощущаются.

Отцы — дети — деды

Ещё в 70-х гг. прошедшего века М. Мид обратила внимание, что происходящие в мире процессы миграции, разрушение традиционных укладов жизни в самых разных уголках мира, научно-технический прогресс кардинально меняют отношения между поколениями. По тому, как складываются отношения между поколениями, М. Мид выделила три типа культур:

• постфигуративные культуры, где дети учатся у своих предков: «…деды, держа в руках новорождённых внуков, не могут себе представить для них никакого иного будущего, отличного от их собственного прошлого… прожитое ими — это схема будущего для их детей» (Мид 1988: 322). К постфигуративным относятся традиционные бесписьменные общества, а также религиозные и идеологические анклавы, которые обосновывают своё право на власть над великим прошлым. «Основные навыки и знания передавались ребёнку так рано, так беспрекословно и так надёжно — … что у ребёнка не могло быть и тени сомнения в понимании своей собственной личности, своей судьбы» (Мид 1988: 322–323);

• кофигуративные культуры, в них «опыт молодого поколения радикально отличен от опыта их родителей, дедов и других старших», «преобладающей моделью поведения …оказывается поведение их современников… Кофигурация начинается там, где наступает кризис постфигуративной системы… в результате развития новых форм техники, неизвестных старшим; вслед за переселением в новую страну, где старшие всегда будут считаться иммигрантами и чужаками; в итоге завоевания… или же в итоге мер, сознательно осуществлённых какой-нибудь революцией, утверждающей себя введением новых и иных стилей жизни для молодёжи» (Мид 1988: 345, 342–343);

Наступает, однако, время, когда родители …возмущаются недостатком почтения, внезапно проявляющимся у ребёнка.

Они перестали быть для него высшими идеалами.

Стэнли Холл

• префигуративные культуры складываются в обществах с большой социальной мобильностью, когда «предстоящее неизвестно». В них неизбежен разрыв между поколениями по образованию и стилю жизни, и как следствие меняются отношения между поколениями отцов и детей: «…недавно старшие могли говорить: „Послушай, я был молодым, а ты никогда не был старым“. Но сегодня молодые могут им ответить: „Ты никогда не был молодым в мире, где молод я…“» (Мид 1988: 360).

Начало ХХI века — это время префигуративных культур. Эпоха интернета, цифровых технологий, виртуальных реальностей. Всё ускоряется, и даже поколения сменяются быстрее, сокращая привычные 25–30 лет, которые раньше отводились на когорту: поколение Х (1969–1983), миллениалы (1984–1993), поколение Z (1994–2002)[38]. Пришло поколение Z, которое не может представить себе жизнь без смартфонов, социальных сетей, стримов и ютюба. По владению гаджетами и поиску по сети школьники стабильно опережают своих учителей — обо всём этом сказано достаточно много (Бэки Уэйд 2008, Солдатова, Зотова и др., 2011).