Антропология детства. Прошлое о современности

Афанас, Афанас,
Приходи после нас!

— Где стоишь?

— На базаре.
— Што продаёшь?
— Г рибы-ягоды.
— Имай двадцать два годы!

Офонас, Офонас,

Не ходи боле по нас! / Ищи три года нас!

(Цит. по Морозов, Слепцова 2004: 693)

В фигуре водящего в детских играх мы узнаём черты потустороннего персонажа: он незряч, чёрен, уродлив, гнил, нечист, он «салит», «пятнает», метит, от него исходит опасность, он ловит и пытается утянуть за собой («засаленный» сам становится водящим) — это не кто иной, как покойник, явившийся с того света (Гаврилова 2005).

Игра «Сиди-сиди Яша» с хороводом, который водят вокруг сидящего в центре, перешла в разряд детских игр только в начале ХХ в. До этого игра в «Яшу» в разных вариантах была широко известна у восточных славян как молодёжная посиделочная игра. В наиболее старых вариантах она называется «Ящер», и в тексте игровых припевок совершенно прозрачно звучит мотив женитьбы:

Сидит, сидит ящер,
Сидит окаящий
На золотом стуле,
В ореховом кусте;
Орешки щелкает,
Жениться смекает.

Сиди, сиди, ящер,

В ореховом кусте,
Гложи, гложи, ящер,
Ореховы ядра.
Не дают, не дают
За ящера девичу,
За ящера красавчину!

(Морозов, Слепцова 2004: 441).

В этой игре отражается архаический сюжет вступления в брак с персонажем с того света, будь он просто мертвецом, или «ходячим» покойником, являющимся в облике фантастического змея (Морозов, Слепцова 2004: 440–442; 470).

Все эти Жмуры, Афанасы, «дедки» или зооморфные Ящеры, прямые преемники языческого древнеславянского пантеона божеств и духов, на протяжении нескольких сотен лет живут как действующие лица детских игр. Стоит заметить, что в играх самых разных народов мира достаточно часто появляются персонажи с того света (Тендрякова 2015). Так, знаки потусторонности свойственны фигуре водящего в Японии в старой самурайской игре «Чайный служка», связанной с чайной церемонией, водящий называется «чёртом». Он сидит на татами в окружении других игроков, его глаза завязаны, он вслепую заваривает чай, угощает и угадывает гостя. Тот, кого он узнал, занимает его место, и выступает в роли «чёрта» (Войтишек 2009).

Архаика в детской игре — это то, что остаётся от ушедших из жизни отмирающих обрядов. По мере наступления христианства на язычество, традиционные персонажи, гонимые обряды и архаичные игрища — находит себе новые ниши для существования, где социальный контроль не столь строг. Гонимая и отвергаемая новой исторической эпохой старина вначале вытесняется в сферу смеховой культуры, превращаясь в развлечения, забавы, игрища (Лихачёв, Панченко, Понырко 1984). Следующей ступенью профанирования архаики (и следующим её прибежищем) становится детская субкультура. Магические некогда действия и практики превращаются в игры детей (Тендрякова 2015). Современные детские игры во множестве несут в себе отголоски архаичных ритуалов.

Считалки — от тайного счёта к социальному контролю

Фрагменты древних представлений о мире хранят в себе считалки. В качестве считалок фигурируют до сих пор порою весьма старые тексты, которые, вероятно, некогда бытовали как взрослые потешки или прибаутки:

— Заяц белый,
Куда бегал?
— В лес дубовый.
— Чего делал?
— Лыки драл.
— Куда клал?
— Под колоду.
— Кто украл?

Шла кукушка мимо сети,

А за нею — злые дети,
Кук — мак, Кук — мак,
Убирай один кулак.

(Цит. по Чередникова 2002:55)

В считалках отражается древнее представление о том, что прямой счёт опасен, он может как-то повредить тем, кого сосчитали. Прямой счёт табуирован и заменён ритмическим сочетанием слов или звуков. В последнем случае особым вариантом считалок выступают зауми.

Эгэдэ, пэгэдэ
Цугэдэ мэ
Абэн фабэн
Домэнэ
Икэ пикэ
Грамэникэ
Дон зон
Заяц вон

(Цит. по Шангина 2000: 121)

Вполне возможно, что тайный счёт в виде считалок-заумей относится к тому же кругу архаичных тайных «языков», на которых должен был вестись разговор с потусторонними силами — вроде ритуальных форм причитаний и песнопений или заклинаний, которые у многих народов мира ассоциируются с не читающейся абракадаброй.

По мере забвения магической подоплёки считалки, заумь стала заменяться словами и даже числами (Аникин, цит. по Чередникова 2002: 34–50). Такая разновидность считалок, как числовки, где числа открыто называются, — явление более позднее.