Антропология детства. Прошлое о современности

Дети постарше, тинейджеры, рассуждают уже иначе: Хайнц — добрый, хороший, он же хотел спасти жену. А аптекарь — злой, жадный, и раз он плохой, надо не Хайнца наказывать, а аптекаря в тюрьму посадить. Или: раз Хайнц жену любил, то можно и своровать. Поступок оценивается с точки зрения личных мотивов: один хотел обогатиться, другой — вылечить (Крейн 2002: 200).

Вслед за Кольбергом подчеркнём, что здесь на первый план выдвигаются личные отношения, собственные оценки, кто хороший, кто плохой. Эту третью стадию Колберг так и назвал — хорошие межличностные отношения. Ребёнок или подросток здесь исходит из ситуации, сложившейся в какой-то своей, локальной группе. Есть «свои», хорошие, им надо помочь, и тогда все правила отменяются. Я бы условно назвала эту стадию стадией Робина Гуда — у чужих отобрать и отдать своим.

Любой школьный учитель, работник детской комнаты милиции, психолог не раз сталкивались с ситуацией, когда подросток совершает кражу или грабёж, а его друзья говорят, что он хороший, добрый, мол «с нами поделился, за своих заступался, мы так здорово повеселились». Вот случай, уникальный в своей банальности. Девочки-подружки из не особо благополучных семей ходили-бродили компанией. У одной из них оказалась абсолютно рваная обувь. И тут видят какую-то незнакомую девчонку в отличных кроссовках. Окружили её, сказали, разувайся. Та стала сопротивляться, и была избита. Одна особо усердствовала, и когда стали разбираться, за неё вся компания заступалась, оправдывала её, она же хорошая, она не для себя старалась, для подруги, у той ноги мёрзли! А другую-то почему избивали, она в чём виновата? А она не захотела отдавать… А почему она должна отдать?.. Внятных ответов не было…

Важно отметить, что это уже переход на конвенциональный уровень, — нормы и правила уже не непреложны, на третьей стадии о них судят, руководствуясь личными отношениями. Если хорошие отношения — Хайнц любит свою жену, она добрая, хорошая, — то стоит украсть лекарство, при этом подразумевается, что была бы жена Хайнца чуть хуже, то и красть ради неё незачем, и дилеммы бы не было. Добро и зло, хороший-плохой оценивается в масштабах и интересах малой группы, членом которой ощущает себя подросток. Все нравственные суждения и представления о справедливости идут с высоты непосредственного окружения — своей компании.

Период приучения к морали и превращения её в привычку прекратился, и страсть осуществлять свободу, действовать на основании личного опыта и руководиться собственной совестью вступает в свои права.

Стэнли Холл

Проявлением таких приоритетов может быть подростковый конформизм, когда «у нас все так делают» превращается в весомый аргумент следовать общей колеёй: у нас все слушают такую музыку, значит она «правильная», все носят такую причёску, все так считают, все это любят, а это ненавидят… Такая позиция отдаёт подростка во власть стереотипов. Осознание конвенциональности социальных норм и запретов отнюдь не всегда обретает криминальные формы. Даже напротив, оно может обернуться гиперпослушанием.

Следующая стадия конвенционального уровня — сохранение социального порядка. Здесь подросток/молодой человек уже отстраняется от конкретных межличностных отношений и смотрит на них как бы с высоты новой позиции: мы, конечно, понимаем поступок Хайнца, его мотивы благородны, но что же будет, если все будут так поступать… Будет хаос, общество распадётся, должна быть правовая структура и правовое решение таких ситуаций…