Анжелика Балабанова pro & contra известных личностей

Анжелика побаивалась первой жены Зиновьева Сарры Равич. Она отличалась от Златы мрачноватым характером: чуть что не по ней, губки поджаты, бровки домиком – и спасайся кто может. Когда в Петрограде бывший муж Сарры стал первым человеком, спастись от тяжёлой пролетарской длани товарища Равич удалось лишь счастливчикам. Не счесть, сколько врагов революции лично она уконтрапупила. Зиновьев назначил её наркомом внутренних дел Союза коммун Северной области.

Балабанову кооптировали туда наркомом иностранных дел. Предсовнаркомом этого новообразования РСФСР сделался, естественно, Григорий Евсеевич Зиновьев, а членами правительства, кроме жён его Лилиной и Равич, стали такие известные большевистские личности, как Урицкий, Крестинский, Володарский, Молотов.

Что за странный такой Союз – в отличие от Советского Союза, спросите вы. И будете правы. Потому как об этом Союзе коммун Северной области в учебниках истории почти не пишут. Ларчик открывается просто. Петроград всё ещё оставался столицей, новая власть в феврале 1918-го объявила, что переезжает в Москву временно. Но кого-то надо оставить в городе, который практически окружён немцами, в котором бывшие служащие откровенно угрожают саботажем, поскольку уже успели массово разочароваться в большевистских лозунгах.

Доверить «колыбель революции» вождь мог только лучшему другу. Председатель Петросовета Зиновьев согласился «пострадать за народ». Нормально, Григорий. Но взамен он потребовал неограниченных прав и расширения подконтрольной территории. Так и вошли в Союз коммун восемь близлежащих губерний, чуть ли не половина европейской территории страны.

Вошли «добровольно-принудительно» – без референдума, но зато и без контрибуций. А лучший друг вождя сразу стал третьим человеком в стране (после Ленина и Троцкого).

…Утром Анжелика не стала вызывать машину, пошла пешком в Смольный. Петроград походил на заброшенное кладбище. Будто ураган пронесся по городу. По грязным и пустынным улицам холодный ветер гонял клочки бумаг и прочий мусор. Пахло помойкой. Редкие люди, словно живые трупы, брели по проспектам. И не было в качающихся фигурах ни цели, ни желания жить.

И всё это – в звенящей полной тишине. Она была парализующей, замогильной. Бои на фронтах, вроде, закончились, но большевики твердили: война империалистическая должна перерасти в гражданскую, это неизбежно. И эта неизбежность выбешивала людей.

«Питер стал столицей холода, голода, ненависти и безразличия. За один только восемнадцатый год население города сократилось в четыре раза», – вспомнила Анжелика слова Виктора Сержа. Ей сделалось страшно. Никогда ещё она не чувствовала себя такой маленькой и беспомощной.

После убийства главного чекиста Урицкого попасть в Смольный было нелегко. Охрана долго проверяла её мандат, созванивалась с кем-то. Наконец матрос, весь обвешанный пулемётными лентами, с красным бантом на бушлате, провёл её к «вождю номер три».

За столом огромного кабинета Григорий Зиновьев и его жена Злата завтракали.

– О, кого мы видим! – Григорий Евсеевич встал из-за стола, протягивая руки. – С приездом, дорогой товарищ Балабанова! Сколько лет, сколько зим!

Вид он имел чрезвычайно самоуверенный. Тщательно выбритый, бледный, с несколько одутловатым лицом, густой курчавой шевелюрой, в которой не было ни сединки. Серо-голубые глаза его радостно сверкали.

Лилина тоже была искренне рада. С ней Анжелика не виделась со Швейцарии, с Зиновьевым, наверное, год. Злата не изменилась – всё такая же улыбчивая. Супруги потянули её к столу.

– Пока ваши новые мандаты оформляются, подсаживайтесь, угощайтесь. Вот финский сервелат. А это жидкий сыр – мажьте на булку, не стесняйтесь! Фрукты берите! Позвольте, я вас обнесу хорошим вином – из царских подвалов?

…Мм-да-а. Такая роскошь при таком повальном голоде. Откуда? Откуда эти лакейско-барские замашки? Тоже в обмен на фальшивые банкноты? Нет, ничего не стала она спрашивать у хозяев кабинета.

Григорий Евсеевич разлил по хрустальным бокалам запашистую мадеру.

– Ну-с, за встречу! Между прочим, любимое вино тёзки моего – Григория Распутина! Он мадеру тазиками пил. И чем мы хуже его или Гришки Отрепьева, а? Или, может, рому желаете, покрепче?

– Тяжёлые времена, – только и смогла выдавить из себя Анжелика.

– Да уж! Хотя в июле семнадцатого нам было тяжелее – на волоске судьба нашей революции держалась, – хозяин кабинета многозначительно пригладил свою шевелюру, он как-то заметно опьянел. – Нам с Ильичом пришлось в Разливе прятаться, в шалаше жили на острове. Вдвоём, да… Володя мёрз по ночам, я согревал его своим телом. Я слышал, как бьётся сердце вождя. Сердце революции! Товарищ Троцкий правильно сказал после покушения на Ленина: «Наряду с фронтами, которые у нас имеются, у нас создался еще один фронт – в грудной клетке Владимира Ильича, где сейчас жизнь борется со смертью, и где, как мы надеемся, борьба будет закончена победой жизни». Вы же знаете товарища Равич? Мы с её помощью быстро навели порядок в городе, пачками расстреливали врагов революции…