ГРИГОРИЯ Зиновьева, этого «вождя номер три», перед ссылкой в очередной раз исключили из партии. Понимая, что кошка уже наигралась с мышкой и следующего раза не будет, он шлёпнулся в обморок со словами: «Я этого не переживу!» Но нет, прожил ещё несколько лет. И даже нашёл себе в далёкой кустанайской ссылке работёнку по душе – стал переводить на русский язык программную книгу фашизма «Майн кампф». Вот уж действительно – каждому своё.
Первая его жена, Сарра Равич, в 1918–1919 годах комиссар внутренних дел, прославившаяся жестокостью в Северной столице, старалась хоть как-то подсластить жизнь бывшему мужу: она работала в Воронежском тресте кондитерских изделий и регулярно посылала Григорию конфеты. Вторая жена к тому времени умерла от неизлечимой болезни. Третья жена почти двадцать лет помоталась по тюрьмам, реабилитации мужа она не дождалась.
Незадолго до казни Григорий Зиновьев писал Сталину: «В моей душе горит желание: доказать Вам, что я больше не враг. Нет того требования, которого я не исполнил бы, чтобы доказать это… Я дохожу до того, что подолгу пристально гляжу на Ваш и других членов Политбюро портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу, неужели Вы не видите, что я не враг Ваш больше, что я Ваш душой и телом, что я понял всё, что я готов сделать всё, чтобы заслужить прощение…»
«Родные» в душу не заглянули, в теле тоже ничего не захотели увидеть – расстреляли «ленинградского царька».
Для Анжелики Балабановой он никогда не был «родным». В своих мемуарах она отзывалась о нём так:
«Трудно писать откровенно о человеке, который умер самой позорной смертью: был казнён революционной властью по обвинению в предательстве и контрреволюции. Теперь, когда те люди, которые трепетали перед ним и льстили ему, присоединились к его очернителям, не так-то легко выражать своё мнение о нём, как это было тогда, когда за то, что я сделала, эти же самые люди – и сам Зиновьев – заклеймили меня контрреволюционеркой. После Муссолини, которого я все-таки лучше и дольше знала, я считаю Зиновьева самым презренным человеком, с которым я когда-либо встречалась».
…Основоположники марксизма-ленинизма увидели, как по Европе бродит призрак коммунизма. Он бродил-бродил, забродил, был испит до дна, но перед уходом в небытие определил сознание масс на десятилетия. Несколько поколений призрак укрыл пропагандистским саваном. Диктатура партии нарисовала жизненный путь каждому, культивируя одномыслие: «Это наша судьба, это наша дорога – пионер, комсомолец, потом коммунист».
– Господа-товарищи, вы не дальтоники? – неизвестно кого спрашивала в дурном сне Анжелика. – Тогда вы должны были увидеть, как на смену красному террору стали вылезать новые бациллы – призрак коричневой чумы. И эта совсем не «детская болезнь левизны» оказалась в миллионы раз страшнее «юношеского максимализма» европейской социал-демократии. Свой патогенный злобный лик этот новый призрак уже показал в Германии и Италии и теперь двинулся в центр Европы, на безмятежную Австрию, рыча при этом: «Аншлюс! Аншлюс!»
Она жила ещё в Швеции, когда европейские социал-демократические партии попытались объединиться. Они искренне считали, что дух Второго Интернационала остался в прошлом, а от вступления в Третий Коммунистический наотрез отказались. Так и назвали свой Интернационал – «Двухсполовинный». Вот такой был вызов социал-демократов против «расширения Коминтерна на запад».
Анжелика не поехала на «примирительную конференцию трёх Интернационалов», которая собралась в немецком рейхстаге. От Коминтерна там присутствовали Николай Бухарин, Карл Радек и Клара Цеткин – вроде бывшие её друзья, но желания видеть кого-то из них не было, да никто и не приглашал её, если честно.
Балабанова уже считала, что примирение социалистов и коммунистов – это «шаг вперёд и два назад», попытка усидеть на двух стульях сразу. Предостерегала руководителей «Двухсполовинного» Интернационала от сорняков коммунистической бюрократии, способной задушить любые ростки свободы. Призывала к объединению на истинно демократической платформе.
Все два года в австрийской столице Анжелика Исааковна работала по старой привычке – до изнеможения. В тёплой и спокойной Вене социалисты считались тогда духовными вождями всемирной социал-демократии. Отто Бауэр, один из руководителей «Двухсполовинного» Интернационала, пользовался таким же непререкаемым авторитетом, как и мэр города, тоже член партии социалистов.
Не раз Анжелика предупреждала его об опасности союза с Германией. Приводила в пример Муссолини.
– Не волнуйтесь, товарищ Анжелика, – успокаивал её Отто. – У нас фашизм невозможен. Австрийские рабочие сплочены, у них отлично развито классовое самосознание. Посмотрите, сколько тысяч собирают митинги, какие массовые демонстрации проходят в городах! Партия социал-демократов очень популярна. И наш народ не потерпит никакого Муссолини, этого дешёвого актёра и авантюриста…