Когда большевики оказались в большинстве, власть остановиться уже не могла, да и не хотела. Вспомнили о тех, кто стоял у истоков этого грандиозного эксперимента, дошла трапеза до отцов-основателей. Поехали «чёрные воронки» за ними. Заработало древнее правило: чем меньше свидетелей, тем добродушнее прокурор.
…Это всё снилось Анжелике. Никто не может даже представить себе, какие беспросветно страшные виденья могут являться пятидесятилетней одинокой женщине! Или всё это было наяву? Но нет. Стоило ей забыться на мгновенье – и снова, всё тот же страх Господний…
В России начали казнить интеллигенцию. Не раз по-пролетарски намекали этой прослойке, что она «гнилая». Кое-кого из тех, кто не понял, отправили в бессрочную эмиграцию. Это Ленин слабину дал: при разработке Уголовного кодекса РСФСР решил посоветоваться с товарищами. «По-моему, надо расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу)», – так дословно написал «вождь номер один». Так и сделали: расширили применение расстрела, а кому-то заменили высылкой за границу.
Льву Троцкому в каком-то смысле повезло. «Вождь номер два» – слишком большая величина в прошлом, а будущий вождь был тогда ещё слишком маленькая величина. «Философские пароходы» с гнилыми интеллигентами уплыли без «демона революции». А он поехал в ссылку поездом (впрочем, в следующую ссылку его потащит уже пароход – с символичным именем «Ильич»).
Почему Сталин позволил «главному перерожденцу» выехать из страны, почему не убил его, – ответ простой. Он боялся, что за смерть Троцкого отомстят тысячи фанатов этого фанатика. А после убийства Кирова вождь уже ничего и никого не боялся. И Троцкого ликвидировал бы, но тот успел переехать из турецкой ссылки во Францию. Анжелика хотела встретиться с ним, когда Льва выслали из России, но тот сам не знал, где завтра окажется, и не афишировал свои постоянные переезды.
К Балабановой приходили в Социнтерн люди, которым можно было доверять. Они и сообщили ей, что в Париже десятки агентов ОГПУ ищут Льва Давидовича, так что пока ему приходится скрываться в разных местах у надёжных товарищей. Маргарита Росмер, муж которой был редактором газеты левой оппозиции, подключила Анжелику к подготовке совещания, на котором Троцкий все-таки хотел появиться и объявить о необходимости создания нового, «правильного» Интернационала – уже четвертого.
С супругами Росмер Балабанова была знакома настолько давно, что знала о них почти всё. Альфред Росмер возглавлял французскую делегацию на втором конгрессе Коминтерна, был избран в президиум исполкома, участвовал в той памятной поездке на пароходе по Оке и Волге, которой руководила Анжелика. Позже Альфред и Маргарита Росмеры работали в Профинтерне, в двадцать пятом вернулись на родину, во Францию.
– Лев Давидович просит привлечь к работе в Четвёртом Интернационале известных личностей, – передавала Маргарита привет от Троцкого. – Может, Милюкова? Он возглавляет Союз русских писателей и журналистов, редактирует газету «Последние новости», самое значимое печатное издание эмиграции в Париже. Или Мельгунова? Этого несгибаемого историка здесь уважают все. Он ведёт затворническую жизнь, не любит, когда его отвлекают, но могу вас рекомендовать.
Милюкова Анжелика видела однажды, когда бывший в то время лидер кадетов возглавлял министерство иностранных дел во Временном правительстве. Что-то в нём тогда отталкивало её – настолько, что и теперь не появилось желание встречаться. А Сергей Петрович Мельгунов ещё в Москве поражал всех гениально-яркими выступлениями на своих судебных процессах. Ему грозил расстрел, но каждый раз на судей необъяснимо магически действовала его спокойная уверенность в правоте. Он с легкой иронией опровергал все обвинения, оперируя только фактами. Даже сами руководители ВЧК помогали ему поскорее выйти из тюрем.
Анжелика приехала к нему домой. Поначалу они сухо повспоминали общих знакомых, потом гостья высказалась о его книге «Красный террор в России», и разговор пошёл живее.
– Коммунистическое правительство в России опирается на инстинкты масс и ведёт народ по пути нового социального устройства. Этого я, конечно, никогда не отрицал, – спокойно, словно рассуждая про себя, говорил хозяин кабинета, сквозь очки внимательно разглядывая гостью.
– Но я всецело им сочувствую, потому что этот путь ошибочен, а методы деспотичны, – он говорил чётко, с каким-то выверенным синкопированным ритмом. – Нельзя строить социализм для людей таким немилосердным, диктаторским путем. Право на это я отрицаю у кого бы то ни было.
– Полностью согласна с вами, Сергей Петрович, но считаю очень важным разделить понятия «социализм» и «коммунизм».