Анжелика Балабанова pro & contra известных личностей

…Надо же! Те же глаза, тот же горящий взгляд, те же жёсткие губы, огромный крутой лоб. На неё смотрел человек, которого она знала с юношеских лет, про которого неоднократно писала с неизменным презрением. И от лица этого мрачного, чем-то обиженного человека она сейчас не могла оторвать глаз.

– Я хочу уехать отсюда. Как можно скорее, – едва разжав зубы, смогла произнести Анжелика.

– Вот как? И куда же?

– В Соединенные Штаты, – она вернула портрет. – Вы поможете мне?

– В Штаты стало намного сложнее. Квота на русских иммигрантов теперь просто мизерная из-за событий в Испании. Очередь большая, придётся ждать. Попробую переговорить с коллегой Трояновским – вы ведь тоже знаете его?

– Нет, мы не знакомы, но слышала о нём немало хорошего.

– Попробую максимально ускорить. Но – не обещаю. Если получится, немедленно дам вам знать.

В секретариате полпредства Балабанова оставила все необходимые документы. Всё, назад пути нет. Остаётся только ждать.

Ждать пришлось недолго. В августе Троцкий был заключён под домашний арест в своей «гостеприимной» Норвегии. «Демон революции» бомбардировал заграницу просьбами о политическом убежище, но везде получал отказ. Цезарю оставалось ожидать, когда в его дом войдёт Брут. Единственное, что он успел сделать, – попросил сына Льва спасти свой архив, передать часть документов в парижский Институт исторических исследований, что на улице Мишле. Знали об этом только три человека.

А в ночь на 7 ноября (понятно, что не случайная дата!) взломщики разрезали автогеном металлическую дверь, проникли в Институт и похитили документы Троцкого. Естественно, что свидетелей не нашлось.

Девятого ноября Балабановой сообщили, что въездная виза в США получена. Пароход уходит из Гавра в полдень двадцатого. Она успела по-доброму со всеми попрощаться. Написала письмо и Троцкому, знала, что Маргарита Росмер найдёт возможность передать ему.

Перед самым Рождеством, уже в Нью-Йорке, Анжелика купит у гостиничного портье газету и узнает, что русского «демона революции» Троцкого согласилась принять Мексика. Он уже на пути к американскому континенту.

Балабановой очень повезло с жильём. В комитете помощи репатриированным нашлись люди, которые знали её фамилию по социал-демократическому движению. Они предложили ей отдельную квартирку в небоскрёбе на 59-й улице. Честно предупредили, что это хоть и самый центр Манхэттена, «центрее не бывает», никто не хочет туда селиться, потому что там нет спальни, только одна вытянутая, как пенал, комната. Зато дешево, и Центральный парк рядом. Анжелика, не раздумывая, согласилась. Ей 59 лет, и улица 59-я – это добрая примета. Такой вот приятный новогодний подарок от «дяди Сэма».

Едва устроилась, не раскладывая вещи, пошла гулять по городу. Первое, что её поразило, – люди. Они улыбались. Улыбались всем встречным – как в деревне! Видимо, они были счастливы, что кончилась Великая депрессия, что жизнь прекрасна, и это радостно и удивительно. Город сверкал праздничными огнями, у Рокфеллер-центра гигантская ёлка переливалась всеми цветами радуги, в Таймс-сквере стеклянный шар отсчитывал последние часы уходящего года.

А в Советском Союзе 37-й год начался со второго «московского процесса». Судили Карла Радека и ещё шестнадцать человек. Того же ранга.

Анжелика очень часто сталкивалась с Радеком по работе в наркомате иностранных дел. Именно он первым сообщил ей о победе революции. Это случилось в Стокгольме в октябре семнадцатого. Карл всегда был для неё необычным психологическим явлением, но никогда – загадкой. Как личностью им одинаково восхищались и одинаково презирали. Он сам называл себя плохим оратором и блестящим журналистом, вульгарным политиком и – он легко соглашался – безнравственным человеком. «Точно так же, как есть люди, не различающие цветов, Радек не воспринимал моральные ценности», – так Анжелика писала позже о своём бывшем начальнике, секретаре Коминтерна.

Этот невысокий, щуплый, но юркий, беспокойный и язвительно-остроумный мужчина был душой любой компании. Рыжие бакенбарды, неизменная трубка, удивительная способность разговорить и рассмешить любого, стать лучшим другом для смертного врага – вот что такое Радек. «Амикошонец, босоногий мальчик-бродяга», – так наверняка отозвался бы о нём папахен Исаак Балабанов, царство ему небесное.

При всём своём фиглярстве-фамильярстве Карл Радек пользовался у женщин невероятным успехом. И сам любил всех, а красивых особенно. И посмотреть любил, и по-взрослому уболтать. Сейчас его, наверное, назвали бы креативщиком. А в то время, в середине двадцатых, – естественно после смерти Ленина, который уж точно бы не допустил такого – Карл придумал движение «Долой стыд!» Обнажённые парочки спокойно ходили по московским улочкам. На женщине из одежды были только серёжки, у мужчины – только плакат с этими бесстыдными словами.